Ричард Райт - Долгий сон

Прощальным долгим взглядом Рыбий Пуп посмотрел на неподвижное черное лицо Тайри и уже не противился, когда Мод повела его из спальни на кухню. Оглушенный горем, он мало что замечал вокруг, но, увидев на кухне трех белых полицейских, насторожился. Вошел начальник полиции.

— Посади его за стол, Мод, — приказал он.

— Хорошо, сэр, — сказала Мод.

Рыбий Пуп сел и медленно обвел глазами лица стоящих кругом людей.

— А ну, налей ему чашку кофе!

— И то, начальник, — сказала Мод. — Вера, согрей-ка кофейку.

— Сейчас, мама. — Вера послушно пошла к плите.

— Не надо мне кофе, — с трудом проговорил Рыбий Пуп.

— Еще как надо, — сказала Мод, ласково поглаживая его по плечу.

— Ничего, выпей, — сказал начальник полиции. — Тебе сейчас не повредит.

Рыбий Пуп смотрел на него, не видя, зная, что слова бесполезны. Полуживой от горя, он вдруг в какую-то минуту поразился выражению устремленных на него глаз; Вера, Мод, три полицейских, полицейский начальник смотрели на него без грусти, без злобы, трезвым расчетливым взглядом. Он пригнулся к коленям в новом приступе рыданий… Когда он поднял голову, Вера уже поставила перед ним чашку кофе.

— Пей, пей, — резко бросил начальник полиции. — Потолковать с тобой надо.

Безотчетно подчиняясь чужой воле, Рыбий Пуп протянул к чашке дрожащие черные пальцы, поднес ее к влажным губам, глотнул раз, другой. От горячей жидкости дрожь у него слегка унялась.

— Пуп, — наставительно и веско заговорил начальник полиции. — Слушай меня и запомни каждое слово.

— Хорошо, сэр, — машинально ответил Рыбий Пуп.

— Что тут случилось, то меньше всего касается тебя, — сказал начальник полиции. — Усвой это крепко, не прогадаешь. Твой отец был хороший человек. Он был мне другом. Но он потерял голову. А когда люди теряют голову, они за это расплачиваются… Пуп, если ты подойдешь к этому происшествию по-глупому, ты испоганишь себе навек всю жизнь. Подойдешь по-умному — принимай на себя дела и заступай на место Тайри… Понял меня?

— Да, сэр, — отвечал он бессознательно, не понимая ни одного слова.

— Пуп, он по-отцовски с тобой разговаривает, — глубокомысленно кивая, произнесла Мод. — Ты его слушай.

— Да, конечно, — согласился он, не вдумываясь в то, что говорит.

— Гринхаус! — позвал начальник полиции.

— Я, сэр! — отозвался толстый полицейский.

— Расскажи-ка этому малому, как было дело! — приказал начальник полиции.

— Слушаю, начальник, — сказал полицейский, отводя глаза. — Беседовали мы здесь с хозяйкой, с этой самой Мод. Вдруг — звонок в дверь. Хозяйская дочка — Вера ее звать, да? — пошла открывать. — Врывается этот ниггер, Тайри, в руке пистолет — ну, Гас и залепил в него три раза. А не залепил бы, так этот ниггер нас тут никого бы не оставил в живых, уж это точно. Сильно он ранен, нет ли, мы не знали, мы выскочили на улицу. Он же был при оружии, тут только зазевайся — и тю-тю. Вот мы и не стали заходить обратно в дом и других никого не пускали, покуда неизвестно, опасен он еще или нет. Вот и все, начальник.

Ледяная глыба давила на грудь, мешая дышать; хотелось вскочить и крикнуть: «Лжете!», но в ушах звучало предсмертное наставление Тайри: что будут говорить — показывай, будто веришь… Все равно ничего не поделать…

— Все слыхал, Пуп? — спросил начальник полиции.

— Да, сэр, — неслышно отозвался он. Кричи не кричи — какая разница? Он со вздохом отодвинул от себя чашку кофе и положил горячую голову на стол, не в силах удержать прерывистые рыдания, теснящие ему грудь. Он не заметил, как трое полицейских ушли. Когда он наконец поднял голову, начальник полиции все еще стоял на кухне.

— Я вижу, Пуп, с тобой будет порядок, — сказал он и вышел, морща рот в жесткой усмешке.

Мод жалостливо стояла за его стулом. Напротив, за столом, сидела Вера, уставив в пол пустой, ничего не выражающий взгляд.

— Ничего, Пуп, детка, все обойдется, — елейным голосом протянула Мод.

Открылась задняя дверь, и на кухню вошли две девушки с шоколадной кожей. Пуп их видел здесь не в первый раз.

— Сегодня и завтра не работаем, — объявила Мод. — Умер Тайри. Он был мой друг и скончался у меня в доме.

— Да. Мы знаем, — сказала одна, мерным движением челюсти разминая во рту комок жевательной резинки.

— Жаль Тайри, черт возьми, хороший был человек, — сказала другая.

— Типун тебе на язык, лахудра черная, — кипя благородным негодованием, напустилась на нее Мод. — Думать надо, какие слова говоришь! В доме покойник!

— Извиняюсь, — потупясь, пробурчала девица.

— Да, Тайри был хороший человек, солидный, такому можно было доверять, — внушительно продолжала Мод, как будто кто-то с ней спорил. — Ты, Пуп, гордись Тайри. Никогда не слушай, если про него что станут болтать. Теперь тебе вести его дела. Слышишь?

Он вздохнул, понимая, к чему это все говорится. Ему не просто выражали сочувствие, речь шла о чем-то большем: речь шла о деле! Его провозглашали новым хозяином, ему присягали на верность, показывали свою готовность повиноваться. Теперь он знал, зачем начальнику полиции понадобилось обращаться к нему с напутствиями — это был приказ, чтоб он становился на место Тайри; намек, что, если он вытравит из сознания то, что случилось с его отцом, все может идти как прежде. В память о Тайри на одну ночь и один день приостановлена торговля живым товаром, но уже послезавтра купля-продажа опять пойдет заведенным порядком.

— Ты пойми, Пуп, жизнь — она идет дальше, — с печальной полуулыбкой сказала Мод. — Тайри первый тебя не похвалил бы, если б ты сел и сидел сложа руки. Зато он был бы рад и счастлив, если бы знал, что ты двигаешь его…

В дверь кухни негромко постучали.

— Да, что там? — раздраженная тем, что ее прервали, крикнула Мод.

Дверь приоткрылась, в нее просунулась голова Джима.

— Прошу прощения, — сказал он. — Пуп, там твоя мама у дверей.

— Скажи, пусть заходит сюда, — сказал Рыбий Пуп.

— М-да… Ты того… ты лучше сам пойди поговори, — сказал Джим. — А то, знаешь…

Рыбий Пуп вышел за ним. В коридоре было не протолкнуться: молоденькие черные проститутки, старый врач, два врача-практиканта в белых халатах. Слышался приглушенный говор. Вся обстановка была исполнена уважения к Тайри; скорби не было.

Джим открыл входную дверь, и Рыбий Пуп увидел, что в кучке людей, сбившихся у подножия ступенек, держась ближе к катафалку, у которого возились двое работников Тайри, стоит Эмма.

— Мама! — Рыбий Пуп бросился к ней и хотел ее обнять.

— Не надо, Пуп, — отступив назад, сухо остановила его Эмма.

— В чем дело? — спросил он, не веря своим ушам.

— За что Тайри так со мной обошелся? — горько и беспомощно сказала она.

— Мама, — повторил он с упреком, протягивая к ней руку.