Ричард Райт - Долгий сон

— Не надо, док, — жалобно сказал Рыбий Пуп.

— Мы едем вдвоем, Пуп, — кротко сказала Глория.

Рыбий Пуп закрыл глаза. Тайри умер. Глэдис умерла. А теперь уезжают и Глория с доктором Брусом.

— Пуп, ты молод, — говорил между тем доктор Брус. — У тебя вся жизнь впереди. Уезжай, мальчик! Здесь ты обречен!

— Пуп, ради Бога, поверь, это правда! — с мольбою в голосе поддержала его Глория. — Уезжай, пока не поздно! Поступи опять в школу, тебе откроются иные возможности. Не позволяй ты им толкать себя на путь Тайри! Ни в коем случае!.. Тебе на выбраться из этой ямы! Так и будешь жить в мышеловке, и в любую минуту, стоит им лишь пожелать, она может захлопнуться!

— И куда же вы? — спросил он.

— На Север, — сказал доктор Брус.

Ему нравились эти люди, было грустно думать, что они собрались бежать. Глория и врач связали свою судьбу; он оставался один… Да, он тоже уедет, только не сейчас. Для этого у него еще маловато денег.

— Вы не думайте, я понимаю, о чем вы, — сказал он серьезно. — Просто мне надо сперва много кой-чего сделать. — Он тяжело опустился на стул. — Только как вы проскочите, док? Вас высматривают, надо думать.

— Да, полиция знает мою машину, — сказал доктор Брус. — Придется рискнуть, делать нечего.

Рыбий Пуп задумался. Хотя что тут думать — и так ясно, их поймают…

— Погодите, а что, если я вас посажу в катафалк и без помех подброшу до Мемфиса, — предложил он.

— Ох, Пуп, — благодарно вздохнула Глория.

— Да, это бы хорошо, — сказал доктор Брус.

— Много у вас всего с собой?

— Жизнь да два чемодана, — смахивая слезы, сказала Глория. — Пуп, не осуждай меня за то, что уезжаю. Тайри больше нет, а я совсем одна.

Рыбий Пуп протянул ей толстый конверт.

— Вот, папа оставил для вас.

Присев на стул, Глория вскрыла конверт и вынула из него перевязанную стопку бумаг и пачку денег. Она отвернулась и, низко склонясь к коленям, дала волю слезам. Немного погодя она выпрямилась, нервно скомкала конверт вместе с содержимым и неловкими пальцами засунула за вырез платья.

— Зачем он это сделал, — рыдала она. — Говорила я ему…

— Папа сделал как надо было, Глория, — сказал Рыбий Пуп.

— Бедный Тайри, — всхлипнула она. — Какая гордыня жила в человеке. Умирал — а сам, я знаю, думал, что поступил правильно.

— Да, он так и сказал, — подтвердил Рыбий Пуп.

— Ну как же насчет катафалка, Пуп? — с беспокойством спросил доктор Брус. — Если полиция меня схватит, мне конец.

— Сейчас вызову по телефону, — вставая сказал Рыбий Пуп.

— Скажи, Пуп, — Глория обратила к нему полные слез глаза, — почему так должно было случиться?

— Что ж, папа умер как мужчина. Велел, чтобы дальше за него был я. Я так и делаю…

— Нет! — Глория поднялась и порывисто обняла его. — Пуп, ты не понимаешь! Слушай, в полиции знают, что я была близко знакома с Тайри и он не скрывал от меня своих дел. Там быстро спохватятся, что от меня можно добыть показания против них. Потому я и уезжаю… Мне страшно, Пуп! И ТЕБЕ ТОЖЕ ДОЛЖНО БЫТЬ СТРАШНО!

— Не могу я просто так все бросить и удрать, — сказал он.

— Но ты же в опасности! — Глория смотрела на него во все глаза.

— Да нет, ничего, — мягко протянул он. — Начальник полиции говорит…

— Ты с ним разговаривал? — изумленно перебил его доктор Брус.

— А как же. Только расстались.

Глория и доктор Брус обменялись взглядами.

— Сядь-ка, — сказала Глория, подталкивая его к стулу. — Пуп, а ведь этот Кантли убил твоего отца.

— Угу. Знаю, — процедил Рыбий Пуп.

— Как же ты в таком случае можешь работать на него, скажи на милость?

— А куда деваться-то, Глория? — сказал он протяжно. — Ладно, небось не навек.

Глория все смотрела на него, а по щекам у нее текли и текли слезы.

— Пуп, зачем ты усвоил такую манеру разговаривать? — спросила она с неожиданным холодком, как учительница, распекающая нерадивого школьника.

— Какую «такую»? — оторопел Рыбий Пуп.

— «Деваться-то», — нараспев передразнила она. — «Небось не навек…»

Рыбий Пуп не верил своим ушам, он задохнулся от злости. Она еще смеется над ним, чертова кукла!

— Ну и что, подумаешь, — проворчал он, с тоской ощущая свое одиночество.

— Ты ведь, кажется, два года проучился во второй ступени перед тем, как бросить школу?

— Ага. Точно.

— Тогда ты должен знать, как говорят правильно, разве нет?

— Почему нет. Мы проходили английский, — сказал он. У него просто руки чесались залепить ей оплеуху.

— Тогда сделай мне одолжение.

— Пожалуйста. Какое? — Он не мог заставить себя взглянуть на нее.

— Повтори как следует то, что ты сказал.

— А-а. — Он продолжал смотреть себе под ноги, глубоко оскорбленный. — Позабыл чевой-то.

— Ты сказал: «А куда деваться-то, Глория. Ладно, небось не навек…»

— Другого выхода нет. Не беда, ведь это не надолго, — внятно, раздельно отчеканил Рыбий Пуп, пряча глаза.

— Вот видишь! Значит, можно говорить правильно! — просияв, воскликнула Глория и погладила его по руке.

— Можно, конечно, — как заведенный, ответил он, теряя терпение.

— Что ж ты не говоришь? — сердито спросила она.

— Да ну вас, честное слово, я хочу говорить как все, — оправдывался Рыбий Пуп, вновь съезжая на привычный говорок. — Я веду дела, Глория. Если я начну выламываться и говорить как учат в школе, ко мне люди потеряют доверие.

— Да, вероятно. — Глория вздохнула. — Ты на меня не рассердился, Пуп? Жаль, никогда у меня не было возможности поговорить с тобой… Послушай, не застревай ты в этой грязи. Уезжай! Я потому так говорю, что мне не все равно.

— Это понятно, — нехотя сказал он.

— Стань человеком, добейся чего-то настоящего в жизни, — горячо убеждала она. — Я не начала бы сейчас этот разговор, но другого случая, вероятно, уже не представится. Пожалуйста, прошу тебя, не рвись в неравный бой из глупой гордости. Тайри был годен для этой расовой войны, ты — нет. Доктор Брус уезжает. Я уезжаю. Мы знаем, что делаем.

— Я тоже смоюсь, — пообещал он.

— И не откладывай, — серьезно сказал доктор Брус, кивнув головой. — Так что же будет с катафалком? В нем наше единственное спасение.

— Сейчас позвоню.

Через час он подсаживал Глорию и доктора Бруса у задней дверцы катафалка, стоящего на дорожке сбоку от крыльца. Над печными трубами, сея сквозь мелкий теплый дождик голубоватое блеклое сияние, призрачно выгнулся серебряный месяц.

— Ложитесь плашмя на пол и не подымайтесь, пока не выедете из города, — наставлял он их.

— Пуп, — сказал, подавая ему руку, доктор Брус. — Я мужчина. Я врач. И мне стыдно.

— Я знаю, док. — Рыбий Пуп стиснул протянутую руку.

— Пуп, — позвала его Глория.

Она нагнулась и изо всех сил прижала его к себе. Вдыхая запах ее волос, он почувствовал, как грудь ему давит пачка бумаг, спрятанных у нее за вырезом платья.