Ричард Райт - Долгий сон

— Уезжай, — страстно, с отчаянием шепнула она.

— Она права, — сказал доктор Брус.

— Ну, прощайте, — сказал Рыбий Пуп.

— До свидания, Пуп, — сказал доктор Брус.

— Прощай, голубчик. — У Глории перехватило горло. — Подумай о себе.

Рыбий Пуп захлопнул заднюю дверцу катафалка с таким чувством, словно отрубал от себя кусок собственной жизни. Он подошел к передней дверце, за которой сидел водитель.

— Езжай, Джейк, и не останавливайся до самого Мемфиса, — распорядился он.

— Есть, — проворчал Джейк.

Рыбий Пуп смотрел, как катафалк задним ходом выезжает со двора, вышел следом за ним на улицу — машина уже отъехала, вот под дальним фонарем она свернула за угол и скрылась из виду.

— Уехала, — сказал он себе. Он залез в свою колымагу и, положив голову на баранку, устремил в темноту усталые глаза. — Когда-нибудь уберусь отсюда и я, — пробормотал он и повернул ключ зажигания.

Приехав домой, он с удивлением обнаружил, что в гостиной ярко горит свет и его дожидаются Джим с Эммой.

— Замучился, поди, сынок, — сочувственно встретила его Эмма.

— Пуп, тут миссис Таккер просила, чтобы я потолковал с тобой, — неловко, но добродушно начал Джим.

Рыбий Пуп насторожился; их обхождение было чересчур уж ласковым — это не предвещало ничего хорошего. Он сел и вскинул голову.

— Ну выкладывай, Джим, — недовольно сказал он.

— Пуп, мы хотим, чтоб ты кое-что сделал для нас, — сказал Джим.

— Это что же?

— Поди опять учиться в школу, — вскричала Эмма. — Сынок, ведь пропадешь! Я знаю… Вот заведутся у тебя деньги. Захочешь погулять… А ты подожди, не надо спешить.

Эмма залучила Джима себе в союзники; Рыбий Пуп с досадой нахмурился. Он бросил школу с согласия Тайри и не собирался снова садиться за учебники. Какое-то могучее, неискоренимое чувство заставляло его не уклоняться от свидания с заманчивой мечтой, созданной его воображением; он не знал, что породило эту мечту, но ею тайно определялись все его побуждения. Живя с ощущением неясного ужаса, он знал, что ему суждено сойтись в поединке с белым миром, уничтожившим Тайри, и с безотчетной враждебностью относился ко всему, что удерживало его от этого поединка.

— Джим, — спокойно сказал он. — Я буду жить, как велел папа.

— Ты и кончить хочешь, как твой папа? — негромко спросил Джим.

— Не ты ли кормился у папы, а теперь — он еще остыть не успел, а уж ты его в грош не ставишь! — упрекнул Джима Рыбий Пуп.

— Пуп, — просительно сказала Эмма, — не связывайся с белыми, как Тайри.

— Мама, я знаю, что делаю!

— А Тайри — тоже знал, что делает? — едко спросил Джим.

— Не смей так говорить про папу, — ощетинился Рыбий Пуп.

— Я добра тебе желаю, — сказал Джим. — Оттого и говорю так. Пуп, времена меняются. Похоронную контору я беру на себя, как при Тайри. Ступай опять в школу, учись. Узнаешь, на чем мир держится, — тогда ты сам себе господин, тут тебе и свобода, и никого спрашиваться не нужно…

— Вот это будет по-божески, сынок, — ввернула Эмма.

— Вы лучше вот что послушайте… — Рыбий Пуп вытащил завещание Тайри и помахал им в воздухе. — В папином завещании сказано, что мне делать.

— Разреши взглянуть, Пуп? — спросил Джим.

— Гляди.

Джим взял завещание и, поднеся его к свету, падающему от торшера, начал читать. Подошла Эмма и встала, заглядывая через его плечо. Рыбий Пуп ждал, нервно затягиваясь табачным дымом.

— По закону выходит, что Пуп — полный хозяин, — со вздохом сказал Джим.

— Но ведь он еще мальчик! — воскликнула Эмма.

— Миссис Таккер, по завещанию вы — опекун сына, но во всем, что касается повседневных дел, канцлерский суд будет его поддерживать. Адвокат Хит, надо полагать, не сегодня-завтра представит туда бумаги. А по ним Пуп имеет право продолжать деловые отношения с Мод Уильямс, — объяснил Джим.

— Каким надо быть дураком, чтобы так распорядиться, — объявила Эмма.

— Папу еще не похоронили, а он для тебя уже дурак! — пристыдил ее Рыбий Пуп.

— Ничего, я похлопочу, чтобы изменили это завещание, — зловеще пригрозила Эмма.

— Ха-ха! — разразился презрительным смехом Рыбий Пуп. — Ты, мам, уж лучше не лезь не в свое дело. Если я не буду собирать деньги, начальник полиции захочет узнать, кто это мне мешает.

— В это вам правда опасно входить, — сказал Джим Эмме.

— Но что ж мне делать? — спросила Эмма.

— Так ты, значит, рассчитываешь получать деньги с Мод? — спросил Джим.

— Уж это моя забота, — огрызнулся Рыбий Пуп.

— Ну и кончишь, как Тайри, — предсказала Эмма, — уложат и тебя белые пули! Послушай меня, сынок. Мы знаем больше тебя; на то мы старше. Белые только тогда дают тебе загребать для них жар, когда могут в любую минуту тебя раздавить.

Что они к нему привязываются, он сам по себе.

— Ничего, меня не раздавят, — угрюмо сказал он.

— Ты что, уж не веришь ли белым полицейским? — спросил Джим.

— Никому я не верю, — сказал Рыбий Пуп.

Эмма встала, сердито сверкнув глазами.

— Ну, я вот что порешила с Божьей помощью, — объявила она. — Я тебе мать. Я тебе жизнь дала. Растила тебя, кормила, старалась научить, что хорошо, что худо. И пока ты под этой крышей, ты с Мод Уильямс знаться не будешь!

Черный мир ополчился на него, оспаривая его право вести дела с белым миром после расправы, которую этот белый мир учинил над ним, но Рыбий Пуп не желал подчиниться. Джим и Эмма требовали, чтобы он связал свои надежды с той жизнью, какою живут они, — жизнью, которую он презирает, ибо это жизнь в страхе и позоре. Получалось, что он заодно с врагом и против своего народа, а между тем он ненавидел этого врага, потому что умел видеть себя и свой народ такими же, как их видел враг.

— Мама, не говори так! — вскричал он.

— Только так. Мне все равно, что там у Тайри в завещании.

— Там сказано, чтоб я собирал деньги! — крикнул он. — Я тебе не подчиняюсь! Может быть, мне вообще уйти?

— Если не хочешь слушаться, уходи! — бросила ему Эмма.

— Ладно. Я уйду! Посмотришь! — Он с вызывающим видом шагнул в коридор.

— Пуп! — Джим, встав, пошел за ним.

— Ты только не ввязывайся, Джим! Твое дело — управляться в конторе!

— Я знаю, Пуп, — сказал Джим. — Ты — хозяин. Просто я старше…

— Не надо, пускай уходит! — кричала Эмма. — Дурака все равно ничему не научишь. Видел, чем кончил Тайри, и все равно не образумился!

— Я сейчас ухожу, сегодня! — объявил он, чувствуя, что не может здесь больше оставаться ни минуты. — У меня снята квартира на Боумен-стрит, перееду туда!

— Сделай милость! — не сдавалась Эмма. — Я не позволю устраивать под моей крышей контору по содержанию вертепов!

— Все, я пошел за вещами, — буркнул Рыбий Пуп.

— Ни до чего ты в этом доме не дотронешься без моего разрешения, — бушевала Эмма, уже не зная удержу в своем благочестивом негодовании.