Татьяна Булатова - Не девушка, а крем-брюле

– Ну, они же девочки… – мечтательно пропела старшая Ладова и обернулась назад: – А кто маму не слушает?

Сестры Бектимировы удивленно посмотрели на странную тетю и хором ответили: «Ты!» И были правы, по-своему.

Перед дверью в квартиру Хазовых две малолетних разбойницы притихли и спрятались за материнскую спину. Тогда разношерстную компанию посетителей возглавил Юрий Васильевич, уверенно нажавший на звонок три раза и три раза не услышавший, как тот звонит.

– Или никого нет, или звонок не работает. Одно из двух, – объявил он своей команде и отошел в сторону.

– Давай, Юра, я попробую, – вызвалась Галина Семеновна и аккуратно постучала в дверь. Эффект был точно такой же.

– Никого нет дома? – удивилась Резеда.

– Нет, – подтвердила ее предположение Гулька и от расстройства пнула роскошную дверь. Девочки сочли ее жест за призыв к действию и начали тарабанить в дверь мэра ногами. Причем взрослые, огорченные неудачей, не торопились делать им замечания и молча наблюдали за происходящим.

Каково же было их удивление, когда дверь наконец-то открылась, и за ней показался взъерошенный Андрей Александрович, судя по всему, благополучно заснувший после работы.

– А я открывать не хотел, – заулыбался он и раскрыл девчонкам объятия: – Давай, народ, проходи.

– Мы ненадолго, – от лица народа ответила Галина Семеновна и первой вошла в квартиру. – Раньше, я помню, у вас милиционер у входа стоял, а сейчас – все настежь.

– Домофон сломался, – объяснил Андрей Александрович. – А милиционера давно убрали: не целесообразно и не демократично. Пережиток прошлого, так сказать.

– А мне нравилось, – шагнула через порог Гулька, держа за руки обеих девочек. – Разуваемся, – приказала она им и присела, чтобы развязать шнурки на своих легких туфельках.

– Ни в коем случае, – бросился к ней Хазов.

– Ну прям еще! – Гульназ с мэром не церемонилась. – Рук не жалко?

– Да кому они нужны?!

– А то никому? – подмигнула ему Гулька и все-таки заставила девчонок разуться, потому что в ее вещмешке, так она называла свою сумку, всегда была припрятана запасная пара чистой обуви для похода в гости.

Наблюдая за тем, как сестры Бектимировы старательно натягивают на себя крохотные башмачки, Хазов почувствовал себя таким несчастным, что предпочел отправиться на кухню, где бойкая Галина Семеновна пыталась водрузить на плиту кастрюлю с мясом.

– Где у вас розжиг-то, Андрей Саныч? Что-то не найду!

– Да я и сам не сразу соображаю где. Плита новая, в прошлый приезд Юлька заставила поставить. Но я ей практически не пользуюсь. Вон даже инструкцию не могу прочитать до конца…

– А как же вы питаетесь? – удивилась старшая Ладова, от взора которой не ускользнуло то, как Хазов наблюдает за резвящимися в холле Гулькиными девочками. – Завидно? – с невероятной точностью определила она состояние Андрея Александровича и, забыв про плиту, стала рядом.

Хазов кивнул.

– И мне завидно. Смотрим мы с отцом на Ваську и думаем: «Когда?» У Юли хоть у вашей какая-то личная жизнь есть. Этот, как его, она говорила…

– Жан, – подсказал Хазов.

– Жан, – повторила Галина Семеновна. – А наша-то ведь одна.

– Совсем одна? – механически уточнил Андрей Александрович и перевел взгляд на Василису, которая, сидя на полу, тискала Гулькиных девчонок, отчего те заливисто хохотали.

– Ну, может, и не совсем. Наверное, был кто-то. Или есть. Но мы с Юрой не видели. Домой не приводила.

– Василиса очень красивая, – выдохнул Хазов, глядя на то, как девчонки зарываются в ее белых волосах, прикладывают их к себе, и так и норовят прижаться к груди, особенно маленькая.

После этих слов Галина Семеновна посмотрела на Юлькиного отца как на умалишенного:

– Вы действительно так считаете, Андрей Александрович?

– Действительно, – подтвердил Хазов. – Я еще когда Юле говорил, у вашей Василисы красота инопланетная, не всякий оценить сможет…

– А вы знаете, – старшая Ладова прониклась к нему чувством материнской благодарности и честно призналась: – Раньше все думали, что она альбинос. Даже дразнили, мы с Юрой так переживали, так переживали. Вот только выйдем куда-нибудь вместе, как сразу спрашивали: «А что? Ваша девочка – альбинос?» Только один раз помню, Ваське лет пять или шесть было, в трамвае с ней едем, пустой трамвай. Кроме нас, парень. И он ей: «Крем-брюле!» Я тогда от неожиданности сама застеснялась, а Василиса в меня уткнулась и сквозь волосы на него смотрит. Жениться обещал! Говорит: «Найду и женюсь». Она долго помнила, даже кондитером хотела стать.

– А кондитером почему? – не поворачивая головы в сторону старшей Ладовой, чуть слышно спросил Андрей Александрович.

– Потому что крем-брюле, – также чуть слышно ответила Галина Семеновна и снова посмотрела на свою дочь, показавшуюся ей невероятно красивой.

– Ты, Васька, прям мадонна с младенцем! – в унисон их мыслям заявила Гулька.

– С двумя, – подыграла ей Василиса и поднялась с паркета.

– Да тебе и три, и четыре особого труда не составят. Год работы в детском саду – и готовая мамаша. Дело за малым осталось… мужа найти.

– Прикуси язык, – вдруг неожиданно огрызнулась Ладова и уселась на нижнюю ступеньку винтовой лестницы.

Гульназ быстро сообразила, что допустила бестактность, но извиняться не стала, а пошла по квартире с ревизией.

– Дядя Андрей, – окликнула она Хазова. – У вас так чисто, сами справляетесь?

– Ну что ты! Светлана Ивановна приходит: убирается, готовит, рубашки гладит.

– И сколько этой Светлане Ивановне лет? – усмехнулась Гулька.

– А почему тебя это так интересует? – очень спокойно задал встречный вопрос Андрей Александрович.

– Да мне бы тоже такая Светлана Ивановна не помешала. Ничего с ними не успеваю. Правда, молодая Светлана Ивановна мне в доме без надобности, мне бы женщину средних лет, а то и пенсионного возраста.

– То есть опытную? – встряла в разговор Галина Семеновна, которую невероятно заинтересовала фигура неизвестной Светланы Ивановны.

– Настолько, теть Галь, опытную, что не станет укладываться между мной и Бектимировым, – довольно цинично ответила Гулька и посмотрела на часы. – Чай пить будем?

– Кто – чай, а кто – кое-что покрепче, – наконец-то обозначился Юрий Васильевич, все это время поджидавший удобного момента, чтобы приступить к делу. – Вы как, Андрей Саныч? – поинтересовался он и явил свету главное украшение стола.

– Нет, Юрий Васильевич, не могу, не обижайся, – категорически отказался Хазов. – Завтра аппаратное, с трансляцией, да и чувствую я себя как-то подозрительно: вот здесь жмет, – показал он на грудь. – То ли сердце, то ли желудок. Черт его знает!

– Здесь? – Галина Семеновна приложила руку к груди.