Ксения Васильева - Теплый пепел надежд

Снова наступило тягостное молчание. Но Соне необходимо было излиться, освободиться от тяжкого кома, засевшего в сердце… И она, вздохнув протяжно, с надрывом, сказала с какой-то мольбой:

— Кирик Сергеевич, только вы не думайте, что это я… виновата в гибели Андрея Николаевича… Даю вам слово, хотя оно, наверное, для вас ничего не значит.

Кирик вздрогнул. Как?! И Андрей? Это, конечно, она! Пусть лучше не клянется, не надо больше ничего, у него кончаются силы! Сонечка, увидев, как подействовало на него это известие, поняла, что он ничего об этом не знает.

— Вы разве не читали?.. О его гибели в автокатастрофе? В МК было…

Он брезгливо поморщился:

— Ты же знаешь, я не читаю желтую прессу.

— Да, я помню это… — спохватилась Соня. — Они разбились на машине. Но это не я! — закричала она. — Хотя можно теперь все на меня сложить!

— Что ты кричишь? — вдруг спокойно спросил он, выйдя из оцепенения. — Кто и что о тебе знает? Только я. Не рассказывала же ты всем и каждому о… — он был не в состоянии применить это жуткое слово «убийство» к Сонечке…

Но нет! Это не Сонечка, теперь это Зинаида!

— Не рассказывала, — ответила она с вызовом, видя, что он изменился: стал суше, холоднее. В течение ее рассказа он менялся, но проблески жалости оставались, а сейчас… их нет. — Зря я рассказала вам. На что я, дурочка, надеялась? На то, что вы меня поймете? Пожалеете? Поможете? Ага! Жди от вас жалости! Вы сейчас думаете — когда же она уберется, чтобы спокойно послушать музыку и продумать завтрашний день… Знаю я вас! Черт меня дернул припереться!

Она вся пылала от обиды, старой обиды: он так и не пришел к Генке и не забрал ее оттуда! А она ждала! Не позвонил, не спрашивал — не хотел ничего знать! Он равнодушный, жестокий человек! Нет, он — сверхчеловек, каким себя считает.

Ему вообще все безразличны. Она нарушила его покой, а теперь потревожена его абстрактная мораль! И возможно, завтра ему будет плохо работаться… Злыдень, монстр, кикимора болотная! Так думала она. Ни в коем случае не заплакать перед ним. Она сейчас уйдет. Пусть бежит в милицию. Хотя он не побежит, подумала она, и была права.

Накрутив себя, Зина-Сонечка закричала:

— Я вижу, о чем вы думаете! О том, что я — ужасное существо… Как это вы говорили? Неуемных страстей? А теперь вообще криминальная особа! И вы меня презираете, да, презираете, я же вижу! Хотя Генку вы сами терпеть не могли, но убить? Фи! Это я, грязная, виновата во всем, я, которой руку страшно подать — запачкаешься, — Кирик хотел было прекратить эту истерику, но понял, что надо выслушать все, — я могла свершить правосудие, вы — нет! И теперь я прихожу к вам, плачу, прошу сострадания и, может быть, совета — как мне жить? Что делать с моей памятью и со всем тем, что со мной произошло?.. А вы молча, джентльменски прохладно, осуждаете меня, но никогда в этом не признаетесь…

Зина остановилась, задохнувшись, слезы закипали в глазах, но она яростно их сглотнула и сказала почти спокойно:

— А знаете, кто во всем виноват? Вы. Вы заморочили мне голову своим благородством, оригинальностью, гениальностью и мудростью.

Теперь-то я знаю, что это просто глубокое равнодушие ко всему. Вы уверили меня, что я необыкновенная, что мое истинное лицо скрыто под маской, что оно проявится с чьей-то любовью… Как в сказке… Однако сразу же предупредили меня, что вы-то не имеете права любить! А то бы… — она едко усмехнулась, — а то бы вы полюбили меня, подзаборную уродину! Вы лгали! Мне, девчонке, которая смотрела на вас, как на Бога! Зачем? Вам было интересно? А я все вбирала, вбирала и решила, что все это так: вы все понимаете ! И что вы… вы любите меня! Вот до чего я додумалась в тиши ночи… Я решила вам служить вечно. Я была согласна с вами на все.

И тут к вам пришла дама. Которую вы любили и, наверное, любите сейчас. Я все поняла. Я поняла, что вы мне врали. Как говорят, вешали лапшу на уши. Не кривитесь, не надо! Вы и сами прекрасно изъясняетесь матом, если это надо, в обществе «шоферни», как вы называете своих приятелей! Вы — самовлюбленный артист! Вам нужна аудитория! И не врите, что вам никто не нужен! Вам нужны все ! Только чтобы они сами к вам ходили, вам поклонялись! Ладно, не буду вам надоедать. Но все-таки я вас ждала. Я думала, если… — Зина махнула рукой и встала.

Кирик подошел к ней.

— Сядь. Мы не закончили с тобой… Ведь ты пришла ко мне не только, чтобы обличить меня? Ты же сама сказала.

Зина опустилась на стул. Монолог вымотал ее до основания. У нее тряслись ноги, и, пожалуй, если бы она даже очень захотела уйти, не смогла бы, упала.

Он сел напротив нее.

— Теперь моя очередь. Я не буду оправдываться, Сонечка…

Она прошептала — голос куда-то пропал:

— Не надо, не воскрешайте ту несчастную девчонку. Я — Зина, прошу вас…

— Хорошо, — согласился он, — пусть Зина, мне так проще. Ты права. Я виноват. Я воспринимал тебя как взрослого человека, мне непривычно общаться с подростками… Нельзя было говорить с тобой на равных тогда… Ты была ребенком, но очень восприимчивым, и это меня обмануло… Но, поверь, все, что я тебе говорил, — правда. Конечно, я актерствую, конечно, я высокомерен, гордыня — великий грех, но он у меня есть. Что ты хочешь?

Я обыкновенный смертный. Что ты придумала обо мне? Но я виноват. И более того… — Кирик замолчал, на его лице отразилась внутренняя борьба, — ведь я любил Сонечку… — он именно так сказал: «Сонечку», как бы совсем отделив ее от Зины. — И та дама, которая когда-то давно была для меня… та дама уже ничего не значит в моей жизни…

— Почему же вы не разыскали меня? — удивилась Зина. — Почему?

— Потому что я — отпетый дурак. Я подумал, что ты захотела уйти от меня. Разве мог я предполагать, что приход моей старой, давно прошедшей любви введет тебя в заблуждение. Я тоже был вне себя, я тоже обижался, как мальчишка. А когда стал что-то соображать, стал тебя разыскивать, но тебя нигде не было.

Он сокрушенно замолк, но тут же снова заговорил:

— Я не виню тебя ни в чем… Какое я имею на это право? Но… то, что ты сделала, противоестественно для нормального человека, ты меня понимаешь?.. И что делать с этим, я не знаю.

— Скажите… — Зина смотрела ему прямо в глаза, — только правду. Обязательно правду.

Он понял, о чем она его спросит, и воспротивился всем существом этому вопросу и своему ответу, но запретить ей говорить он не мог…

— Меня, Зину, вы… не любите?..

Именно этого он боялся! Кирик смотрел на ее очаровательное лицо, обрамленное рыжими завитками, в ее разноцветные и оттого еще более загадочные глаза и не чувствовал ничего .

Не было в нем того трепета, с которым он смотрел на того маленького уродца, который, поселившись в его доме, внес в него живое тепло.