Дана Хадсон - Знай, кошка, свое лукошко!

И что это будет за праздник? Никакого душевного тепла, родственных чувств, одни интриги, просьбы, уговоры, смешные угрозы. Причем не только от деда, который хоть имеет на это какие-то, пусть и мифические, права, но и от тех, кто на это вообще никаких прав не имеют. И когда это кончится? И сам же сказал себе ответ: да никогда, пока дед жив. Интриги – его единственное развлечение.

Вызвав мистера Флинта, дал ему поручение прокатиться по магазинам и подобрать что-нибудь подходящее. Восемьдесят пять – вполне достойный повод для достойного подарка. Тот кивнул и спросил:

– Сэр, какой суммой я могу располагать?

– На ваше усмотрение, мистер Флинт. Я вполне полагаюсь на ваш опыт и умение.

Дворецкий уехал с видом одновременно и важным, и озабоченным, надеясь исполнить данное ему поручение как можно лучше.

В день рождения деда Френсис надел смокинг, накрахмаленную рубашку, черную бабочку и отправился в имение герцога на лимузине, как и подобает наследнику главы рода.

Как обычно, перед замком виднелся огромный шатер, и стояли многочисленные столы, уставленные едой и напитками. На этот раз официантов почти не было видно, и Френсис решил, что дед проявил необычную для него экономность.

Герцог восседал на высоком стуле, похожем на трон, посредине импровизированной площадки, покрытой дорогим иранским ковром. Его многочисленная челядь своими старомодными нарядами со сверкающей на солнце серебряной и золотой канителью придавала этой помпезной сцене утопичную смехотворность.

Вздохнув, внук в который раз подивился дедовой тяге к скоморошеству. Хотя, вполне возможно, в нем умер великий артист, и он пытается таким нелепым образом восполнить то, что ему в свое время было недоступно из-за слишком высокого рождения.

Миссис Кросс, двоюродная тетушка неопределенного возраста, быстро пошла навстречу Ормонду. В отличие от дедовой свиты, на ней было длинное платье без вычурности и экстравагантности, со скромной ниткой жемчуга на шее. Подхватив его под руку, она тихо прошептала:

– Господи, порой я думаю, что он сходит с ума! Хотя в нашем роду такого ни у кого еще не бывало.

Френсис ответил так же тихо:

– Это он не с ума сходит, а от скуки мается. Ему бы какое-нибудь посильное дело, и все будет о’кей.

Миссис Кросс пожала плечами.

– Надеюсь, ты прав. Потому что многие из прихлебателей, что вьются вокруг него, искренне уверены, что могут обойти тебя во всех отношениях. Надеюсь, ты это понимаешь.

Ормонд негромко рассмеялся.

– Только между нами, Милли: дед разыгрывает властелина только из-за тяги к актерству.

Тетушка изучающее посмотрела на племянника.

– Что ж, это очень приятная новость. Мне чертовски хочется посмотреть на их физиономии, когда они узнают, что им ничего не отвалится, хоть выскочи они из штанов.

Френсис не одобрял простонародную манеру тетушки изъясняться, но признавал, что ее язык вполне можно назвать ярким и образным. Не скучным, это точно.

Они подошли к пестрой толпе, состоявшей из обитателей поместья и приехавших гостей. Лили Джеймс тут же кинулась к нему навстречу и по-свойски бросилась на шею. Попыталась поцеловать в губы, но он отвернул лицо и поцелуй пришелся в щеку.

– Ты не привез с собой эту свою кикимору? – ее голос просто звенел от радости.

Френсис был уверен, что Лили прекрасно знает о том, что Джейн уехала, поэтому в ответ лишь пожал плечами.

Она подхватила его под руку, и, чтобы не вырываться у всех на виду из ее цепких лапок, Ормонд был вынужден с непроницаемым лицом молча пойти с ней. Она шла с ним так уверенно, будто по меньшей мере была его невестой, поэтому, когда они подошли к деду, тот с искоркой мягкой насмешливости спросил:

– Что, поменял одну на другую?

Френсис твердо ответил:

– И не собираюсь. Что касается Лили, она мне какая-то там родственница, и в этом качестве будет пребывать и впредь.

Это прозвучало так жестко, что Лили побледнела и с укором посмотрела на него.

– Но ты сам дал мне понять…

Продолжить она не успела.

– Если ты постоянно вешаешься на меня, а я вследствие хорошего воспитания не отпихиваю тебя подальше, это не означает, что я даю тебе какие-то там авансы. Боюсь, что ты выдумываешь их сама. – И он снял с себя ее хваткую ручку.

Ему на помощь тут же пришла миссис Кросс, весело посмеивающаяся себе под нос.

– Что мне нравится во времена этих псевдосемейных сборищ, это то, что здесь никогда не бывает скучно.

Лили гордо вскинула голову и отошла в сторону, что-то надменно говоря своему брату. Посмотрев на них, Милли проницательно заметила:

– А ведь они что-то замышляют. Тебе не хочется узнать, что?

Ормонд тоже посмотрел в их сторону и передернул плечами.

– Нет, не хочу. Я и без того вижу все их аферы насквозь.

Удивленно распахнув глаза, миссис Кросс хотела было спросить, что это за аферы, но тут герцог величественно встал и сообщил:

– Спасибо за поздравления, мои дорогие, но я устал и покидаю вас!

Прозвучало это не хуже, чем заключительная речь короля Лира у Шекспира. К герцогу тут же подбежала пара расторопных лакеев, чтобы помочь ему дойти до замка, а оставшиеся гости принялись потихоньку расходиться.

Когда почти никого не осталось, к Ормонду подошли брат и сестра Джеймс. Лили с надменно поджатыми губами потребовала у брата:

– Ты скажешь сам или сказать мне?

Выпрямившись, Эдвиг гордо заявил:

– Ты здесь никто, Френсис. Твой дед передал этот замок и все свое имущество, не входящее в майорат, мне. Если не веришь, вот копия дарственной.

Ормонд даже брать не стал протянутый ему лист белой мелованной бумаги. Просто повернулся и позвал:

– Мистер Браунбойм! Вы не могли бы подойти сюда?

Поверенный деда, немолодой, но очень внушительный мистер Браунбойм не торопясь подошел к ним. Все это время Лили с высокомерным презрением испепеляла взглядом Френсиса, а за компанию и стоящую с ним рядом миссис Кросс. Но нужно признать, той это доставляло изрядное удовольствие, отчего она периодически мелко похихикивала, правда, стараясь, чтоб это звучало не слишком вызывающе.

Подойдя, мистер Браунбойм, не считая нужным поклониться Джеймсам, спросил у Ормонда:

– Что случилось, Френсис?

Тот кивнул на бумагу, которую продолжал держать в руке напыщенный Эдвиг.

– Как вы считаете, какова цена этой бумажки?

Тот брезгливо, двумя пальцами, как дохлую змею, взял лист бумаги, и, вытащив из кармана очки, прочитал ее, держа очки перед текстом, как лорнет. Потом аккуратно опустил очки обратно в карман и отдал лист обратно. На молчаливый вопрос окружающих неприязненно ответил:

– Цена этой бумажки точно такая же, как и прежде, то есть ничтожная.

Джеймсы закричали в один голос: