Колин Гувер - Верити значит истина

Моё сердце замирает, несмотря на его признание. Я ненавижу, что он чувствует себя виноватым за то, что он чувствует, но я всё понимаю. Независимо от состояния его брака или жены, он спит в их постели с другой женщиной. Этому нет особого оправдания.

– Ты чувствуешь себя виноватым? – Я спрашиваю его.

– Да. – Он молча смотрит на меня с минуту. – Но не настолько виноватым, чтобы остановиться. – Он кладёт голову на подушку рядом со мной.

– Но это прекратится, – говорю я. – Мне нужно вернуться в Манхэттен, а ты женат. Его глаза, кажется, защищают мысли, которые он не хочет говорить вслух.

Некоторое время мы молча смотрим друг на друга. В конце концов, он наклоняется, чтобы поцеловать меня, прежде чем сказать:

– Я думал о том, что ты сказала на кухне прошлой ночью.

Я не говорю, боясь того, что он собирается сказать. Был ли он открыт для всего, что я должна была сказать? Согласен ли он с тем, что качество его жизни так же важно, как и качество жизни Верити?

– Я позвонил в больницу, где её будут принимать в течение недели, начиная с понедельника. Она будет приезжать домой три выходных в месяц. – Он ждёт моей реакции.

– Я думаю, что так будет лучше для вас троих.

Как будто я вижу, что это происходит в реальном времени, горе начинает испаряться. От него, от этого дома. Ветер дует в окно,в доме тихо, Джереми смотрит на мир. Именно в этот момент я решаю, что делать с рукописью.

Я не собираюсь ничего делать.

Доказательство того, что Верити убила Харпер, не заставит Джереми чувствовать себя лучше. Ему бы стало только хуже. Это откроет так много ран. Это разорвало бы свежие раны ещё шире.

Я не уверена, что Верити безопасно находиться рядом, но есть способы раскрыть это со временем. Я думаю, Джереми просто нужна лучшая охрана. Монитор в комнате Верити, подключённый к датчику движения в выходные дни, когда она здесь. Если она действительно симулирует свои травмы, он узнает, и, если он узнает, то больше никогда не позволит ей находиться рядом с Крю.

И теперь, когда она отправится в лечебницу, за ней будут следить ещё более пристально.

Сейчас всё в порядке. Безопасно.

– Останься ещё на неделю, – говорит Джереми.

Я планировала уехать утром, но теперь, когда я знаю, что Верити скоро уедет, я взволнована идеей быть здесь с ним всю неделю, без Эйприл, без Верити.

– Хорошо.

Он приподнимает бровь.

– Ты имеешь в виду, Да? Я улыбаюсь.

– Именно.

Он прижимается губами к моему животу, целует меня и снова забирается на меня.

Он не снимает рубашку, которую я ношу, когда скользит в меня. Он так долго занимается со мной любовью, что моё тело становится гибким от его движений. Когда я чувствую, как мышцы его рук начинают напрягаться под моими пальцами, я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я не хочу, чтобы он покидал моё тело.

Я крепко обхватываю его ногами и прижимаю его рот к своему. Он стонет, погружаясь в меня ещё глубже. Он целует меня, когда кончает, его губы напряжены, дыхание поверхностное, он не пытается вырваться. Он падает на меня сверху.

Мы молчим, потому что оба знаем, что только что сделали, но мы это не обсуждаем.

Когда Джереми переводит дыхание, он выскальзывает из меня и опускает руку, скользя пальцами между моих ног. Он наблюдает за мной, когда касается меня, ожидая, когда я достигну кульминации. Когда я это делаю, я не беспокоюсь о том, насколько громко я кричу, потому что мы единственные здесь, и это блаженство.

Когда всё кончается, и я расслабляюсь на кровати, он целует меня в последний раз.

– Мне нужно уйти сейчас, пока все не вернулись домой.

Я улыбаюсь ему, наблюдая, как он одевается. Он целует меня в лоб, прежде чем пересечь комнату и вылезти обратно в окно.

Я не знаю, почему он не воспользовался дверью, но это заставляет меня смеяться.

Я натягиваю подушку на лицо и улыбаюсь. Что на меня нашло? Может быть, этот дом треснул меня по башке, потому что половину времени я готова была свалить отсюда к чёртовой матери, а половину – вообще не хочу уезжать.

Эта рукопись определённо долбит мне голову. Я чувствую, что влюбляюсь в этого человека, а я знаю его всего несколько недель, но я влюбляюсь в него не только в реальной жизни. Я влюбилась в него из-за слов Верити. Всё, что она рассказала о нём, дало мне представление о том, какой он человек, и он заслуживает лучшего, чем то, что она дала ему. Я хочу дать ему то, чего она никогда не делала.

Джереми заслуживает того, чтобы быть с кем-то, кто поставит его любовь к его детям превыше всего.

Я убираю подушку с лица и кладу её под бёдра, приподнимая их так, чтобы всё, что он только что оставил внутри меня, не просочилось наружу.

XXI

ГЛАВА

Когда я снова уснула, мне приснился Крю. Он был старше, лет шестнадцати. В моём сне не произошло ничего особенного, или, по крайней мере, если и произошло, я не могла вспомнить этого. Я помню только то чувство, которое испытала, когда посмотрела ему в глаза, как будто он был злом. Казалось, всё, через что его заставила пройти Верити, всё, что он видел, было вложено в его душу, и он пронёс это с собой через детство.

С тех пор прошло уже несколько часов, и я не могу не задаться вопросом, винтересах ли хранить молчание о рукописи. Крю видел, как тонет его сестра. Он видел, что мать очень мало помогает ей, и пока он очень маленький, есть вероятность того, что память останется с ним, что он всегда будет знать, как она велела ему задержать дыхание, прежде чем нарочно опрокинуть каноэ.

Я с ним на кухне, только Крю и я. Эйприл ушла около часа назад, а Джереми наверху укладывает Верити спать. Я сижу за кухонным столом, ем крекеры «Ritz» с арахисовым маслом и смотрю, как Крю играет на своём айпаде.

– Во что ты играешь? – спрашиваю его я.

– Игрушечный Взрыв.

По крайней мере, это не Fallout или Grand Theft Auto. Для него ещё есть надежда.

Крю смотрит на меня, видя, как я откусываю кусочек крекера. Он кладёт свой айпад и говорит:

– Я тоже хочу.

Я смеюсь, глядя, как он ползёт через стол, чтобы достать арахисовое масло.

Я протягиваю ему нож для масла. Он намазывает огромный шарик на крекер и откусывает кусочек, откидываясь назад. Его глаза наполняются радостью.

– Как вкусно.

Крю слизывает арахисовое масло с ножа, и я морщу нос.

– Ты не должен лизать нож.

Он хихикает, как будто ему стало смешно.

Я откидываюсь на спинку кресла, любуясь им. Несмотря на всё, через что он прошёл, Крю хороший ребёнок. Он не жалуется, спокоен, всё ещё как-то находит юмор в мелочах. Я больше не считаю его засранцем. Не так, как в первый день нашей встречи.