Татьяна Ярославская - Подождать до рассвета

— Значит, теперь они придут за тобой! Они отпустили его, потому что поняли ошибку. Надо обратиться в милицию, описать преступников, рассказать все, что он помнит.

— Он уже ничего не помнит. Помнил, когда только пришел в себя, да и то не все. Но сейчас у него какой-то провал в памяти. Он помнит только, как дрался в подворотне — и все.

— Все. Я перезвоню Олегу. Он сам за тобой приедет.

— Подожди. Не надо звонить, — остановил его Тимур. — Они не знают, что это был не я. Они заставляли Витьку подписывать документы моим именем. А он не мог ни сопротивляться, ни говорить, только выполнял, что велели. Опоили его чем-то. Приказали подписывать бумаги в уже прошитом пакете документов, где уже были мои подписи. Витька — художник, и подписал очень похоже, подписи почти идентичны, что они не мои — не сразу догадаются. А вот когда ты вернешься, можно будет провести экспертизу. Ведь всплывут же где-нибудь эти бумаги. Папа, я за всю свою жизнь подписывал только один такой пакет. Это была передача твоих акций. Похоже, кто-то добавил туда листы, а может, заменил. Где сейчас эти бумаги? Вернее, где они должны были оказаться после подписания?

— Ну в конечном итоге — у регистратора, где находится реестр акционеров, это в банке. Но там, действительно, чего-то не хватало для окончательного оформления. Мне звонила Наталья Гусева, просила, чтобы ты подъехал к ней и подписал. Тима, бумаги были у нее!

— Ты считаешь, она тебя предала?

— Нет! Конечно, нет! Я боюсь, с ней что-то случилось. Сегодня ее телефон тоже не ответил.

— Хочешь, я съезжу в офис? Посмотрю все своими глазами.

— Нет, я приеду сам!

— Но у тебя же свадебное путешествие!

— Все, хватит! Я уже окончательно перестал контролировать ситуацию. Я никому не верю и ничего не знаю. Даже если твоя мать все еще на моей стороне, нас осталось только двое.

— Я тоже на твоей стороне.

— Знаю. Но твой пакет акций, похоже, уже ушел. Хорошо, хоть мамин не до конца оформлен, черт его знает, как его могли переиграть. Все, я приеду и разорву горло Коле Сычеву!

Он швырнул трубку и потер ладонями лицо. Действительно, нужно ехать. Он развернулся — и встретился взглядом с Аленой. Боже, сейчас начнется, подумалось ему. И что он ей скажет?

— Тебе нужно ехать домой? — спросила она совершенно спокойно. — Это настолько важно?

— Да, очень важно. Я могу потерять все, что так долго строил, если останусь сидеть здесь. Я стану нищим.

— Я буду любить тебя в богатстве и в бедности, — печально улыбнулась она.

— Спасибо тебе. Но я-то не буду любить себя в бедности, понимаешь?

— Да.

— Я испортил тебе все удовольствие от поездки, — виновато сказал Ильдар.

— Нет. Совсем нет. Я уже большая девочка и очень самостоятельная.

— Меня безумно мучает совесть…

— Хочешь, я тебя разом избавлю от этих мучений? Хочешь?

Он не понял, к чему она клонит, и пожал плечами.

— Поезжай, а меня оставь здесь до конца нашего тура. Ты не будешь переживать, что не дал мне побыть в этом раю подольше, и я не буду мешаться тебе в России, пока ты будешь спасать свою компанию. Согласен?

— Согласен, — кивнул он.

Он был рад, что не случилось никакого скандала, что он может уехать спокойно, а жену оставить здесь. Но было в этом что-то глупое и обидное: и в том, что он хочет ее оставить, и в том, что она хочет остаться.

— Я попрошу тебя только об одном, — сказала она, обняла его за пояс и зашептала в самое ухо, — в Ярославле ты должен встретиться с моим отцом. Я дам тебе его телефон. Вот увидишь, он тебе поможет. У него есть на твоего Сычева такой компромат…

— Компромат?

— Да. А ты думаешь, почему папа рискнул вернуться в город и не особенно боится этого гада? Так ты встретишься с ним?

Ильдар задумался. Может ли он посвящать в свои дела совершенно постороннего человека? Ну, не совсем постороннего, но ведь Ильдар его совершенно не знает. Хотя Алена, кажется, уже все ему по телефону рассказала. Наверняка. Что ж, раз бросили и предали старые друзья, надо заводить новых. Хотя, кто его предал и бросил? Стас, которого убили? Камо, который убил… А убил ли?

— Да, Алена, я с ним встречусь.

У них была восхитительная ночь. Самая замечательная с самого дня их знакомства! Они заснули только под утро, когда уже светало, и Ильдар был почти счастлив.

Всю дорогу Вера Травникова вела себя, как деревенская девчонка, которую послали за покупками в Москву. Она все время щупала через широкую юбку свое бедро. Там в колготки были засунуты деньги Ядвиги.

Когда Яга отдала ей конверт, Вера даже не заглянула в него и не пересчитала купюры. Зачем? Яга ей доверяла, а деньги нужно было просто передать. Но, добираясь лесной тропинкой до села, Вера все-таки залезла в конверт и обомлела: там лежали доллары. Она пересчитала — десять тысяч! Огромная сумма для этой глухой деревеньки. Ничего себе заработки у бабы Яги! И Вера тащит эти деньги одна темным лесом, да еще и пересчитывает, сидя под елкой! Она так перепугалась, что, нервно озираясь, засунула конверт на живот под майку и всю дорогу держалась за него вспотевшей ладонью.

В своей крошечной комнатке на втором этаже старого дома она кое-как разобрала брошенные с приезда вещи. Ей ведь придется возвращаться сюда через три дня. Через три дня, за которые нужно так много успеть!

Она аккуратно уложила в сумку пузырьки, которые выдала ей Ядвига, все подписанные: что пить, что колоть. Вера еще не знала, кто будет делать ей уколы. Среди ее знакомых было только два человека, которые могли бы ей помочь. Мать Маши Рокотовой, Алла Ивановна, и приемный сын той же Маши, Кузя, студент медакадемии. Вряд ли Алла Ивановна согласится колоть неизвестно что из немаркированного пузырька. А вот Кузьку уговорить можно. Лишь бы был дома, никуда на каникулы не уехал.

Самый драгоценный дар Яги, флакончик с приворотным зельем, Вера упаковала в два толстых носка и убрала в средний кармашек сумки. В это зелье она верила гораздо больше, чем в лекарства, которыми ее саму лечила Ядвига. От снадобья, которым она должна напоить Беловского, будущая жизнь Веры зависела гораздо больше, чем от любого лечения. Вдали от своего возлюбленного она холила, лелеяла и идеализировала свою любовь. Валерий уже казался ей страдальцем и полубогом, она не могла дождаться встречи с ним и — боялась этой встречи. А вдруг он воспринял ее исчезновение как предательство? Вдруг не поймет ее и не простит? И главное — говорить ли ему о своей беде и о Вике? И как говорить? А вдруг он не поймет Веру и в ужасе отвернется? Это невозможно. Придется соврать, как советовала ей Ядвига.

Вере не терпелось скорее поехать на работу и увидеть Беловского, но она не могла явиться к нему в таком виде, в каком собиралась жить в дальнем селе. И деньги Ядвиги все больше жгли ей руки, вернее, бедро.