Марго Генер - Частицы магии. Огонь

Зарычав на себя за глупость, ускорила бег и влетела в спину подмирца, который неожиданно остановился и с чем-то ковыряется в темноте.

Когда ударилась раскаленным лбом, Ян вскрикнул:

– Эй! Горячо!

Быстро отшагнув, обнаружила прожженное пятно на его футболке.

– Извини, – только и смогла пролепетать я. – Больно?

– Терпимо, – отозвался пластинчатый и оглянулся, уставившись на меня, – Но футболку жалко. Дизайнерская. По индивидуальным лекалам отшивали.

Кто такие лекалы, я не знала, но дизайнерцы, видимо, очень важные люди, если шьют одежду таким состоятельным подмирцам, как Ян.

– Извини, – снова пробормотала я, чувствуя, как к щекам приливает тепло.

Освещенное моей кожей лицо подмирца показалось похожим на физиономию огнекрылого, но этот улыбается, а не скалится. В черных пластинках играют блики, а я ощущаю, как жар по венам потек с двойной силой. Эти пластинки буквально загипнотизировали, а улыбка во все зубы заставила думать совсем не о костюмах и стихиях, которые надо вытаскивать из камер.

Я таращилась на пластинчатого, как дурочка в день Весеннего равноденствия, когда в деревнях устраивают гульбища для девиц и юношей. Лишь, когда позади раздалось настойчивое покашливание Лодина, тряхнула головой и отвернулась.

– Вы там долго? – спросил ветер. – Я все понимаю, но у нас тут дела. Забыла?

– Ничего я не забыла, – огрызнулась я и оглянулась, удивляясь собственному тону. – Значит, тебе все можно, а мне ничего нельзя?

Силуэт Лодина пожал плечами.

– А что мне можно? – спросил он.

Чувствуя, что опять загоняю себя в угол, резко развернулась и бросила через плечо:

– Не знаю. Но если тебе можно, то и я буду.

– А… – протянул ветер многозначительно. – Ну раз так, то ладно. А я думал.

Потом быстро приблизился со спины и наклонился над самым ухом. Раздался шепот, слышный только мне:

– Я в этих делах лучше разбираюсь. Поверь, тебе только хуже будет. Клаус и Ян подмирцы, а мы из Тремирья. Не стоит выбирать между домом и чужим миром, где целых два ветреных самца не могут определиться с поведением. Это я тебе как ветреный самец говорю. Тут без вариантов. Я сам такой, но то другие, а ты моя родня. И я должен тебя защищать. Поняла?

Видимо, Лодин успел понять мои мысли быстрее, чем сделала это сама. Обида и гнев жгучей змеей завертелись в районе живота и поползли к конечностям, заставляя светиться сильней. Я сдвинула брови и сложила руки на груди, пытаясь справиться с эмоциями, нахлынувшими так внезапно.

Лодин положил мне на плечо ладонь, игнорируя жар и добавил так же тихо:

– Помни зачем мы здесь.

Стало так жарко, что в воздухе появился запах паленой одежды. Лишь это заставило умерить пыл.

– Я помню, – ответила я тихо, но с нажимом. – Я помню.

Ян повозился еще немного, потом по глазам резанул свет, пришлось зажмуриться, а когда снова смогла различать предметы, перед нами открылся небольшой проход. За ним водная гладь, где на поверхности играют серебристые лучи, пуская солнечных зайчиков в тоннель.

Приложив ладонь ко лбу козырьком, я вышла следом за пластинчатым и спросила:

– Это твое тайное убежище?

Подмирец быстро спускался по короткому, но крутому обрыву к белоснежной, как первый снег, лодке.

– Не совсем, – отозвался он. – Скорее выход к месту отступления на случай вторжения. Спускайтесь и лезьте в лодку.

– Такой богатый, пробурчала я, – а ступеньки сделать не мог.

Ян виновато развел руками.

– Каюсь. Не успел.

Балансируя и размахивая руками, я осторожно шагнула на наклонную поверхность. Нога моментально поехала, и равновесие вместе с ней. Успела лишь охнуть, когда надо мной пролетела могучая фигура Лодина, а когда понесло вниз, он умело подхватил меня и поставил на ноги.

– Держу, – сказал он с улыбкой, почему-то довольной.

Потом оглянулся на Яна, который быстро раскручивает веревку от столба, к которому пришвартована лодка.

Освобождаясь от братских объятий, я сдержано поблагодарила и, задрав подбородок, пошла к лодке.

Лодкой это назвать было сложно. Скорее волшебная карета на воде, со стеклянными окнами. Высокая, как приличная хижина, борта отделаны чем-то гладким, совсем не похожим на дерево, из которого делают все трехмирские лодки. На реке ходят только плоскодонки, а о Великом море бурь только слышала от заезжих путешественников. Если бы вдруг приплыла на такой лодке к главной пристани Звенящей долины, прослыла бы великой морячкой. Или рыбачкой.

Пока разглядывала диковинку, Ян развязал узлы, а Лодин запрыгнул на блестящий нос лодки.

Подмирец глянул на него и проговорил, подходя к мостику, который сразу не заметен потому, что стоит по другую сторону, в тени, но подходит к самому борту:

– Аккуратней там.

Лодин пару раз присел, раскачивая лодку и спросил, хитро улыбаясь:

– Боишься, поцарапаю такую красоту?

– Нет, – отозвался подмирец, перелезая на палубу. – Просто скользко тут. Расшибешься еще. А мне возиться. Агата, чего ты там стоишь? Топай сюда давай.

Словно очнувшись от дремы, я встрепенулась и оббежала столбики. Через пару мгновений уже стояла в самой удивительной лодке, какие доводилось видеть.

Лодин с недовольным видом продолжает раскачивать нос, будто Ян задел за живое. Лодка поддается с трудом, видимо, из-за веса.

– Я? Расшибусь? – негодовал мой стихийный брат. – Я же ветер! Как ты себе это представляешь?

– Ну, – протянул подмирец, поджимая плечами, – не знаю. Но люди обычно на гладком поскальзываются.

– То люди, – важно заметил Лодин. – А я не людь.

Ян снова пожал плечами и вошел в застекленную кабинку со штурвалом. Я шмыгнула следом и охнула.

В самых оснащенных трехмирских кораблях из управления видела только руль, похожий на многолопастную вертушку. Но тут, кроме него, куча каких-то рычагов, огоньков, пупырышек, все чистое и блестящее, как праздничные леденцы.

– Красота какая, – выдохнула я, глазея по сторонам.

– Нравится? – спросил пластинчатый и снова улыбнулся той самой улыбкой, от которой впадала в оцепенение.

– Очень, – призналась я смущенно.

Подмирец хмыкнул.

– Моя любимица. Хотя не единственная. Есть еще две, подарили, так сказать, за заслуги. А эту купил сам. Мечта детства, знаешь ли.

Он дернул рычаг, что-то повернул, и лодка, дернувшись, стала сдавать задом.

В эту же секунду пятки Лодина взмыли в небо, а он ругательствами, достойными Гнилой пасти, полетел на палубу. Лишь врожденные свойства позволили поймать равновесие у самого пола. С перекошенным от гнева лицом, он прибежал к нам и прокричал:

– Ты колдун? Ты накликал?

Подмирец вытаращился на него.

– Одурел? Какой из меня колдун?

– Почему я тогда чуть не растянулся на корме? – все так же гневно спросил ветер.