Галина Романова - Ничего личного, кроме боли

— Инна Константиновна, а вы давно работаете?

— С первого дня этого охранного предприятия. — Ее спина чуть распрямилась, во взгляде мелькнуло что-то похожее на гордость. — Его основал мой племянник.

— Ага, — фыркнула от шкафа с архивом полная девушка, — он же теперь мой муж.

Все понятно. Все на своих местах.

— Инна Константиновна, может, помните, кто тогда работал в этом пансионате, где проходили форумы и прочие такого рода мероприятия?

— Улица Свердлова, — протянула она. — Конечно, я помню, кто работал на Свердлова. Две смены было. Это сейчас ребят бросают с объекта на объект, — косой взгляд в сторону невестки-начальницы, — а раньше не так было. Раньше каждый отвечал за свою территорию. Фомич там был старшим.

— Не Фомич, а Иван Сергеевич Фомин, — беззлобно поправила полная начальница. Она уже достала какой-то журнал и теперь его перелистывала. — Инна Константиновна права, Фомин был старшим. На том объекте работали две смены, в каждой по трое. Охрана по периметру, здание в договор не включено, оно на сигнализации. Нашла вот.

Она вернулась за стол. Осторожно распластала толстый зад на широком сиденье. Сверилась с какими-то датами и принялась щелкать по клавиатуре.

— Надо же, как вам повезло, Мария, — воскликнула через пару минут. — У меня даже папка с табелями того времени сохранилась.

— Это потому, что удаляем мы их через пять лет. А прошло всего три, — скрипнула зубами из угла Инна Константиновна. — Это что касается электронных носителей. А на бумажных они лежат и того дольше. Только архив у нас в другом месте, не здесь.

— Вот, — протянула девица, совершенно не обращая внимания на злобствования мужниной тетки. — В тот день работали сам Фомин и двое охранников, Клим Бородин и Сергей Степанов. Мероприятие было серьезным, потому Фомин дежурил вместе с ребятами.

— Я могу с ним поговорить? С этим вашим Фоминым?

— Нет, увы. — Лицо начальницы одеревенело.

— Почему?

— Он умер. В прошлом году.

— А ты расскажи, расскажи, почему он умер! — странно высоким голосом выкрикнула Инна Константиновна. — Что же ты?

Девица впервые глянула в угол. Пренебрежительно повела плечами:

— От старости и болезней он умер, если что.

— Ничего не от старости, а от травли. Заболел, потому что его затравили. Уволили ни за что! — кипятилась Инна Константиновна, пытаясь пригладить на груди блузку из дешевого ацетатного шелка.

— Что значит «ни за что»? — возмутилась начальница. — В его дежурство произошло ЧП. Уволили всех троих.

— Даже не разобрались, — не унималась Инна Константиновна.

— Что за ЧП случилось? — прервала перепалку Маша. — За что уволили всю смену?

Инна Константиновна открыла рот, чтобы ответить, но передумала. Стянула губы, отвернулась к подоконнику и принялась ощипывать увядшие нижние листочки с разросшейся герани. Маша уставилась на полненькую.

— Это важно, — с нажимом проговорила она. — Я же не из праздного любопытства задаю вопросы.

Та кивнула. Одернула тесную, василькового цвета трикотажную кофту. Сунула ладошку за вырез, поправила пышную грудь. Заправила русые пряди за уши.

— Теперь-то чего? — проговорила пышная особа, как будто мысленно советовалась с кем-то. — Теперь смысла нет скрывать. Всех уволили, и времени сколько прошло. И сам Фомин умер. В общем…

Она замолчала.

— В общем? — поторопила Маша.

Ее время тикало. Время, которое отпустил ей Кошкин на возвращение. Он все еще ее ждет, она это чувствовала. Иначе ее портретами были бы увешаны все стенды. Ее в лицо знал бы уже каждый постовой. Но нет, ее никто не остановил, пока шла сюда через весь город. Она не в розыске. Но это пока.

— Было там. Поступил сигнал, что кто-то из сотрудников охранного предприятия делал копии с паспортов посетителей. Очень скверная история вышла, скажу я вам. — Она уставилась на Машу васильковыми непроницаемыми глазами, не подозревая, что у той подогнулись колени от ее слов. — Началось все с того, что в банк явился человек с копией паспорта. Чужого! Пытался взять кредит. Ничего не вышло, но сигнал из банка поступил в полицию. Нашли хозяина паспорта, стали задавать вопросы. Он в недоумении: паспорт не терял, никому в руки не отдавал. Никому, кроме сотрудников охранного предприятия. Так вышли на нас, на смену Фомина. К тому времени поступил уже третий такой сигнал. Всю смену уволили. Что с каждым из них было дальше — не знаю.

— Инна Константиновна, вы тоже не знаете? — Маша развернулась в сторону притихшей тетки.

— А что там знать? — Она тяжело вздохнула. — Иван помер, позора не вынес. Бородин куда-то делся, вроде уехал. Сбежал, попросту говоря. Степанов снова работает где-то, я слышала.

Бородин, значит? Только он мог воспользоваться копией ее паспорта, устроившись в ресторан под видом избитой женщины.

— Инна Константиновна, вы не помните, как они выглядели, Бородин и Степанов?

— А что все я-то? Вон пусть начальница личные дела из архива достанет, пока они еще здесь, и фото покажет.

Начальница надулась и долго не желала вставать с места. Пришлось Маше лично просить ее пошевелиться. У шкафа тоже проторчала дольше, чем требовалось. Вздыхала, переминалась с ноги на ногу, без конца задевала пышной грудью дверцу. Наконец извлекла с третьей полки снизу толстую папку. Порылась в ней на весу, нашла нужные страницы и, плавно колыхая широкими бедрами, двинулась к Маше.

— Вот они, красавцы. — Она выложила на стол личные карточки обоих с фотографиями. — Вот Клим Бородин. А вот Степанов.

Значит, Бородин.

Этому человеку несколько лет назад она отдала свой паспорт. Нет, она его не запомнила, что толку врать себе самой. Но его совершенно точно видела свидетельница у ресторана в тот день, когда отравили Ивлиева. И еще Маша не сомневалась, что именно он под видом торговца сновал по двору, где жили Новиковы.

Мелкие, невыразительные черты лица. Незапоминающаяся внешность. Такому нужно пройти не раз, чтобы его запомнили.

Она попросила сделать копию личной карточки Бородина.

— Какого он роста? — Она продолжала расспрашивать Инну Константиновну, пока начальница разбиралась с ксероксом.

— Да мелочь пузатая, — презрительно скривилась Инна. — Маленький, дохлый. Со спины и не поймешь, пацан или девка. А стоит надеть балахонистую рубашку — стопроцентная девка, не отличишь. — Она помолчала. — Из-за этого мозгляка Фомич на тот свет ушел. Какой мужик был! Какой мужик! А позора не вынес. Их тогда в полицию без конца дергали. Без конца!

Маша пробыла в отделе кадров еще десять минут. Записала адресные данные Степанова, Фомина и Бородина. Где-то же он жил до того, как удрал отсюда. От чая с вафельным тортиком, которым ее вдруг принялась угощать начальница, отказалась.