Таррин Фишер - Испорченная кровь (ЛП)

полка

заполнена

до

последнего дюйма, чтобы сэкономить место. То же

самое

в

морозильной

камере:

мясо,

овощи,

мороженое, банки замороженного сока. У меня от

в с е г о кружится голова. Здесь достаточно пищи,

чтобы прокормиться в течение нескольких месяцев.

Хватаю большую банку консервированных томатов и

бросаю её в окно так сильно, как могу. Я бросаю её

левой рукой, но страх придаёт ей впечатляющую

скорость. Она глухо ударяет об окно и падает на

подоконник, прокат ываясь

назад на пол. Мы

смотрим на неё, помятую с одной стороны, в течение

нескольких минут, прежде чем Айзек наклоняется,

чтобы её поднять. Он пытается сам, тянет руку назад,

как питчер ( Прим. ред.: подающий в бейсболе

— это игрок, который бросает мяч с питчерской

горки к дому, где его ловит кетчер

и пытается отбить бьющий

), и со всей силы выпускает банку из руки. На этот

раз стук громче, но результат тот же. Я бегу обратно

к входной двери и бросаюсь на ручку. Я кричу, стучу

кулаками по дереву, не обращая внимания на жгучую

боль в руке. Мне необходимо чувствовать боль, я хочу

её. Колочу так с минуту, пока не чувствую на себе

руки Айзека. Он оттаскивает меня.

— Сенна! Сенна! — трясёт меня Айзек. Я смотрю на

него, моё дыхание учащается. Он, наверно, увидел

что-то в моих глазах, потому что обнимает. Я дрожу

напротив его тепла, пока Айзек не отстраняется от

меня.

— Дай мне взглянуть на запястье, — произносит он

мягко. Я протягиваю руку, вздрагивая, когда Айзек

осторожно тычет в запястье холодными пальцами.

Мужчина кивает в знак одобрения моей

импровизированной повязке. — Это растяжение, —

говорит он. — Ты так проснулась?

Я качаю головой.

— Я упала... наверху.

— Где ты очнулась?

Рассказываю ему про комнату вверх по лестнице и о

том, как я нашла ключ.

— Думаю, меня накачали наркотиками.

Он кивает.

— Да, нас обоих. Давай взглянем на эту комнату.

Кроме того, если здесь есть электричество, то

должно быть отопление. Нам нужно найти

термостат.

Мы начинаем подниматься по лестнице.

Я смотрю на лицо Айзека. Его тёмные глаза выглядят

мутными, как будто он отходит от дозы, учитывая то,

что он никогда не принимал наркотики. Даже

анальгетики. Я так много знаю о нём. Это то, что

шокирует меня больше всего. Почему я здесь?

Почему я здесь с ним?

Айзек поворачивает голову, чтобы посмотреть на

меня. Как будто действительно видит меня впервые.

Замечаю, как поднимается и опускается его грудь,

будто он борется за дыхание. Так же было и со мной

пятнадцать минут назад. Его глаза исследуют моё

лицо, прежде чем он говорит:

— Что ты помнишь?

Качаю головой.

— Я ужинала в Сиэтле. Закончила около десяти.

Остановилась на заправке по пути домой. Вот и всё.

А ты?

Он опускает взгляд, хмуря брови.

— Я был в больнице, только закончил смену. Солнце

вставало. Помню, как остановился, чтобы посмотреть

на него. И после ничего.

— Это не имеет смысла. Зачем кому-то привозить

нас обоих сюда?

Я думаю о зажигалках, и ключе, и карусели в

комнате, а затем выкидываю эти мысли из головы.

Совпадение. И тут же смеюсь про себя.

— Я не знаю, — отвечает Айзек. Не думаю, что

когда-либо слышала, как он говорит такое. Думаю

обо всём том времени в своей жизни, когда я

рассчитывала на его ответы — требовала ответы — и

они у него всегда были.

Но это было тогда...

Он проводит рукой по щетине, и я замечаю глубокие

фиолетовые синяки на запястьях, где ткань врезалась

в кожу. Как долго он был связан? Как долго я была

без сознания?

— Мы должны включить отопление, — говорит

Айзек.

— Я зажгла огонь... в комнате вверх по лестнице.

Мы ищем термостат. Я заметила, как побелели

костяшки его пальцев вокруг ножа. Мы находим его

за дверью комнаты с каруселью. Он настраивает его

на тепло.

— Если есть электричество, мы должны быть рядом с

каким-нибудь селением, — говорю я с надеждой. Он

качает головой.

— Не обязательно. Это может быть генератор. И всё

может быть ненадолго.

Я киваю, но не верю ему.

Мы поднимаемся в круглую комнату, чтобы сидеть у

огня и ждать, когда прогреется дом. Айзек заставляет

меня идти первой. Когда я наверху, он оглядывается

через плечо последний раз, а затем быстро

поднимается, присоединяясь ко мне. Закрываем люк

и запираем его. Мы пытаемся водрузить над ним

шкаф, но он тоже прикручен болтами. Огонь,

который я развела, угасает. Есть три дополнительных

бревна. Я тянусь к одному и подкидываю его в огонь,

пока Айзек осматривается.

— Как думаешь, где мы? — спрашиваю я, когда он

подходит, чтобы сесть на пол рядом со мной, и

кладёт нож между нами. От этого я чувствую себя

лучше. Не доверяю даже себе. Если Айзек не прячет

оружие от меня — это хорошо.

— Так много снега? Кто знает? Мы можем быть где

угодно.

« Мы нигде » , — думаю я.

— Как ты освободилась?

— Что? — я не понимаю, о чём он говорит, пока до

меня не доходит то, что Айзек думает, что я тоже

была связана.

— Я не была связана, — отвечаю ему.

Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.

Мы сидим так близко, что пары нашего дыхания

смешиваются в воздухе. У него тёмная щетина. Я

хочу коснуться её, просто чтобы почувствовать

что-то острое и реальное.

Его глаза всегда интенсивные, два тёмных мыслящих

бассейна. Он почти никогда не моргает. Это

нервировало меня в самом начале, когда я впервые

встретилась с ним, но через некоторое время стала

это ценить. Айзек будто боялся что-то пропустить.

Его пациенты, которые также заметили это,

говорили, что они оценили отсутствие моргания во

время операции. « Вы знаете, доктор Астерхольдер

никогда не проколет вены » , — в больнице была такая

шутка.

Почему мне не заткнули рот, не завязали глаза и не

привязали мои конечности к столбам моей же

постели?

— Чтобы ты смогла освободить меня, — говорит он,

читая мои мысли.

Холодок бежит по моей спине.

— Айзек, я боюсь.

Он придвигается и обнимает меня за плечи.

— Я тоже.

Когда дома теплеет, а наши конечности снова

могут двигаться, мы открываем люк и спускаемся

вниз. И теперь сидим за столом на кухне друг против

друга. У наших глаз остекленевший взгляд двух

человек, находящихся в шоке. Хотя я не сомневаюсь,

что мы будем быстры как кошки, если понадобится