Юлия Панченко - Возмездие (СИ)

На тело будто навалилась бетонная плита — горячие руки Третьего сжали колени и талию мертвой хваткой. Я дернулась от неожиданности, но он быстро стянул меня вниз, не позвонив упасть с двенадцатого этажа.

Повалил на холодный пол, сел сверху. Размахнулся и залепил мне хлесткую пощечину.

— Ты что собиралась сделать, чокнутая? — прошептал Третий совершенно белыми губами.

Руки, которыми он зажал мои ладони, тряслись, зрачки то сужались, то расширялись — видимо, от бешенства.

— Я спросил, ты что придумала? — ощутимо тряхнув за плечи, Третий рывком поднялся и потащил меня в квартиру.

Мои зубы стучали — то ли от холода, то ли от досады. Из глаз брызнули слезы обиды.

— Это не твое дело! — попыталась вырваться я, но, куда там.

— Как раз мое! — заорал Третий, наверняка, перебудив всех соседей.

Впрочем, на это было плевать.

С яростью закрыв балкон — так, что задрожали стекла, Третий схватил бутылку виски, стоявшую у бара, и приложился к горлышку.

— Чокнутая дура, никогда так больше не делай! — снова закричал он, когда проглотил спиртное. Утер лицо рукой и отбросил бутылку в сторону.

Я забралась на диван, поджав под себя ноги и спрятав лицо в ладонях.

— Ты же лечишься и знаешь — всё со временем образуется, — продолжал кипятиться Третий. — Зачем ты это сделала?

— Да провались ты к чертям! — не выдержала я.

Адреналин вовсю выплескивался в кровь, и не осталось сил держать ярость внутри.

— Все вы одинаковые — похотливые, лживые, жестокие твари! Ненавижу! — вскочив, я пульнула в него напольной вазой, и от неожиданности Третий не успел среагировать. Ваза пролетела рядом, разбилась с громким звоном.

Осколки брызнули водопадом, впиваясь в кожу куда придется. Но, даже вид крови не сумел меня образумить. Я накинулась на Третьего с кулаками и диким воплем. Колотила по груди, рукам, а он старался держать меня за плечи, но потом сдался и остался стоять, терпеливо снося удары.

Я выдохлась быстро. И снова разрыдалась, когда он обнял меня, прижав к себе до хруста в костях.

— Глупая дура, я же люблю тебя. Я за тебя убью любого. Умру, если надо. Пообещай, нет, поклянись, что никогда больше не попытаешься наложить на себя руки! — Третий встряхнул меня, да так, что запрокинулась голова.

— Клянусь, — прохрипела я, уткнулась лицом в его грудь, и оттуда прошептала:

— А ты поклянись, что никогда меня не предашь и не обидишь.

Третий на мгновение замер, а потом хрипло ответил:

— Клянусь, — сильные руки стиснули, подхватили меня и понесли на диван.

А потом мы не спали до утра.

Третий целовал мое лицо, а я доставала осколки и зализывала его царапины. Мы говорили. Он — все еще бледный, взъерошенный, не хотел выпускать меня из объятий, а я и не желала выбираться из уютного кольца его рук.

***

— И что? — спросил дед, стукнув Маэстро по лбу, чтоб тот не лизал мне руки, — он спланировал это все давным-давно?

Мы сидели на улице, пили чай и заедали его малиновым вареньем. В воздухе сладко пахло яблочным цветом, слышалось стрекотание цикад.

— Сказал, что убил их в тот же день, как отпустил меня, — я украдкой скормила алабаю блинчик, чтоб не обижался.

Остальные собаки засопели, но выдавать секрет не стали. Знали, что от деда мне достанется разбор полетов за нарушение гастрономической дисциплины.

— Зря, получается, стрелять училась, — хмыкнул дед, скосив глаза на мои испачканные жиром ладони.

— Как знать, может, пригодится, — пожала плечами я.

Дед выразительно погрозил мне пальцем и шикнул, заметив машину Артема, приближающуюся к воротам.

— Доброго времени, Виктор Александрович, — протянул руку Третий и наклонился, чтобы поцеловать меня в макушку.

— Доброго-доброго, — проворчал дед, пожимая протянутую ладонь. — Иди-ка, ты руки мыть, — кивнул он Артему, — и за стол садись скорей, пока твоя Златка не скормила все блины этим наглым собакам! — тут хозяин стрельбища вторично погрозил мне пальцем и неодобрительно глянул на алабаев, что разлеглись вблизи полукругом.

Третий засмеялся и отправился в дом.

— Я рад, что ты в надежных руках, — помолчав минуту, выдал дед.

— Перестань, — отвела взгляд я.

— Это ты прекрати дурить, — жестко сказал дед, — что тебе еще для счастья надо?

Подумав, я не смогла ответить. Теперь для счастья у меня, и правда, было всё.

***

Маринка рыдала.

— Ты сошла с ума! — в который раз запричитала она и громко высморкалась в бумажный платок.

— Перестань блажить, — поморщилась я и обернулась к Третьему, что бессовестно смеялся, стоя поблизости.

Впрочем, в зону видимости веб-камеры он не попадал, чем нагло пользовался.

— Что такое? — спросила у него, пока подруга доставала из пачки новый платок.

— Забавно наблюдать за таким трогательным моментом, — ответил Артем и напускно фыркнул.

— Златка, зачем ты это сделала? — снова закричала Марина и тыкнула в экран розовую бумагу с ярко-синей печатью.

— Чтоб ты спросила! — разозлилась я.

Спорили из-за дарственной. Квартира, после смерти мужа, как и полагалось, перешла ко мне по наследству. Вадим не успел оформить никаких бумаг — умирать молодым он не собирался. По ясным причинам я в той обители жить не собиралась, продавать тоже не хотела, так как денег было вдоволь. Мы с Третьим не придумали ничего лучше, чем подарить квартиру Маринке.

И та, ясное дело, принимать такой подарок отказывалась наотрез.

— Я просто не могу! Это слишком! — снова запричитала она, икнув, и следом глотнула воды из высокого стакана.

— Марина, — после небольшой паузы, очень серьезно обратилась я, — квартира твоя. Можешь продать ее, сжечь, оставить будущим детям, мне все равно. Это понятно?

Наверное, что-то было в моих глазах или тоне убедительное, отчего подруга наконец-то кивнула.

— Вот и прекрасно, — обрадовалась я, — давай-ка обсудим твой приезд. Билеты заказала?

Мы поговорили еще минут двадцать, а потом простились — ненадолго, потому что подруга обещала в скором времени нас навестить.

Я вздохнула, когда руки Третьего легли на плечи.

— Ты всегда отдаешь долги, верно? — шепнул он мне на ухо.

Кивнула, ответив:

— Да, отдаю. Каждому — по заслугам.

Третий лизнул мочку уха и по шее у меня пробежали мурашки.

— Тогда как насчет моих заслуг? Вчера ты обещала…

То, что Артем шепнул на ухо, я не осмелилась бы сказать вслух — настолько неприличным и сладким то оказалось слово.

Я вытянула руки, провела по его густым волосам и, встретившись с возбужденным взглядом, сказала:

— Раз сказала, сделаю.

Третий засмеялся, подхватил меня на руки и даже слегка подбросил. А потом наклонился к лицу, и тихим, серьезным шепотом сказал:

— Златка, как же я люблю тебя!