Татьяна Устинова - Сразу после сотворения мира

– Вам хотелось заполучить Федора, и все никак не удавалось. Он не обращал на вас внимания и ухаживал за Любой. Вы решили отомстить им обоим.

Женька вдруг вскочила, унеслась в дом и чем-то там загрохотала. Через секунду она показалась на крыльце, яростно напяливая сарафан.

– Катись отсюда! – закричала она, вынырнув из сарафана. Красивое лицо было перекошено. – Пока с тобой чего плохого не случилось! Ишь, какой умный нашелся, все он знает! Чего знаешь-то?! Все равно ничего не докажешь!.. Ничего! А Федька, мерзавец, на зоне сгниет, из него там «петуха» сделают, так со всеми, кто насильничал!.. Я сама слыхала!.. Туда ему и дорога! Я хотела, чтоб у нас все по-человечески, а он мне чего?! Фигу он мне, да?! – Она рванула подол так, что затрещала ткань. Плетнев опять почесал ногу. Теперь он уже не жалел ее. – Меня на Любку променял, старуху, подстилку городскую?! Я хотела, чтоб у нас свадьба была, и машина с куклой, и свидетели с лентами, а он?!

– С чего вы взяли, что он собирался на вас жениться?!.

– А твое какое дело?! Чего ты лезешь?! Чего ты лезешь-то, куда тебя не просят?! Он свое получил, и ты свое получишь, понял?! Нет, ты понял?!

– Будут делать обыск у вас в доме, найдут драгоценности Терезы Васильевны, – сообщил Плетнев равнодушно, и Женька задохнулась, прижала ладонь ко рту. – Они же наверняка в доме! Хороший адвокат очень быстро докажет, что Федор вас не насиловал. У меня есть отличный адвокат! А у вас есть, Женя?

– Какой… какой еще адвокат? Зачем мне… адвокат?..

– А когда вас судить будут, обязательно потребуется адвокат! Вы же телевизор смотрите, вон журнальчики читаете!.. Нынче у всех адвокаты. У вас есть?

Женька скатилась с крыльца и вцепилась Плетневу в волосы. Он не ожидал ничего подобного, стал отдирать ее от себя, она визжала, царапалась, норовила его укусить, и он свалился с лавочки в траву, и Женька кинулась на него.

– Я тебя убью, – брызгая слюной, шипела она ему в лицо, – убью тебя, сволочь!..

Плетнев изловчился, схватил ее за руку и оторвал от себя. Он лежал очень неудобно, она молотила его ногами, но не мог же он ее ударить!.. У нее было красное лицо, которое от ярости стягивалось в песью морду!

Плетнев перехватил ее вторую руку, толкнул, она пошатнулась, продолжая лягаться и биться. Он кое-как встал, чувствуя, что голова горит, словно ее окунули в кипяток.

– Хватит! – Под ноги ему попалось ведро с водой, и, удерживая Женьку, он кое-как подцепил ведро и плеснул на нее. – Хватит, я сказал!..

Она отшатнулась, закрываясь ладонями, и Плетнев выплеснул на нее остатки воды.

Она сделала шаг, другой, повалилась на траву и зарыдала.

– Вы мне надоели, – сказал Плетнев брезгливо и пощупал голову. Под волосами было липко и мокро.

– Не-ет! – вдруг заголосила Женька и поползла к нему по траве на коленях. Он отступил. – Не-ет, не надо в су-уд! Я не хочу в су-уд!.. Миленький, дорогой, пожалей меня, я ведь просто так, пошутила, не хотела… Я хотела, чтоб Федор на мне женился, чтоб у нас все было как у людей, а он… он…

Она ползла, протягивала к нему руки, Плетнев отступал, и все это было отвратительно, как в плохой пьесе, которую играют бездарные актеры!

И тогда Плетнев, размахнувшись, влепил ей пощечину. Голова мотнулась, откинулась, и на долю секунды ему показалось, что сейчас оторвется.

Женька икнула и уставилась на него.

Он перевел дыхание.

– Вы сейчас возьмете то, что украли у «газпрома», – глядя ей в лицо, отчеканил он. – То есть у Терезы Васильевны! И мы с вами вместе пойдем к ней. Вы ей все отдадите. Потом съездим в Тверь, и вы заберете заявление.

Женька икала все неистовей, давилась и смотрела на Плетнева с ужасом.

– Вы меня слышите?..

Она несколько раз кивнула, зажимая рот рукой.

Вдруг совершенно обессилев, Плетнев сел на лавочку, заглянул в ведро. На дне плескались остатки воды, плавал березовый лист. Он взял ведро обеими руками и немного попил. Стало легче, хотя во рту все равно было противно.

– Ты просто дрянь, – сказал он Женьке. – Ладно бы пакостничала по делу и с умом!.. А так… от скуки и безмозглости своей.

– Да-а-а, – провыла Женька, – а за кого мне замуж-то идти? За жеребца Алмаза? Женихов ни одного нету-у-у!.. Или алкаши последние, или тунеядцы! Или за тех идти, кто с юга приехавши?! Я их бою-ю-юсь! А Федька-то справный, непьющий!

– И ты решила его посадить. Просто потому, что тебе больше идти не за кого, а он тебя не взял.

– Да-а-а! А зачем он эту дуру Любку любит?! Еще грозился, что голову мне оторвет, если я от нее не отстану! А я ей дорожку не перебегала! Это она мне перебегла! А я чего, дура, что ли, просто так ей мужика отдать? Нет уж, извини-подвинься!..

– Дура, – согласился Плетнев. Голова у него болела. – Конечно, дура.

Странное дело.

Вчера Элли из Изумрудного города сказала ему почти то же самое: я не отдам тебя без боя. Я буду за тебя бороться.

И теща собиралась бороться – не за него самого, конечно, а за его деньги.

Элли вчера привела его в восторг, и он даже какое-то время упивался сознанием собственной значимости, а… эти? Женька почти загубила жизнь Федора Еременко, а теща с женой испортили жизнь ему самому – что там говорила Нателла о тех, кто сознательно портит жизнь? Кажется, что они недостойны ни сочувствия, ни жалости.

А он, Алексей Александрович Плетнев, достоин?.. Он ведь тоже испортил жизнь Маринке – влюбился, женился, теперь вот разводится! Ему даже в голову не приходило как следует узнать, чего хочет она сама! Он верил в то, что она шептала ему о любви, верил просто потому, что ему так хотелось, а заглядывать глубже, за фасад, за вывеску, у него не было ни желания, ни времени.

Чем он лучше Женьки, которая, не получив того, чего хотела, принялась строить идиотские и опасные козни?

– Я думала, никто не догадается, – бормотала она ожесточенно. – Да никто б и не догадался, если б не ты!.. Откуда ты только взялся на мою голову, провались ты к чертовой матери!..

– Пошли. У меня времени нет.

– Еще времени у него нет!.. Выискался! Девушку безответную всякий обидеть может, а вот защитников-то нету!

– Что вы несете? – Плетнев поморщился и встал со скамейки. – Вы все время врете! Зачем?! Даже Николай Степанович говорил, что вы врете!

– А я этого старикашку поганого терпеть ненавижу! – закричала Женька и пнула ведро, оно загремело, покатилось. – Он мне, главное, нотации делал! Еще чего лучше! Я, говорит, все знаю, все замечаю! Отвяжись ты от Федора, худо будет!.. Он мне чего, отец, что ли, нотации делать?! Федор то, Федор се, не приставай к мужику! Я думала, они хоть из-за кобеля поганого передерутся, а они только друг дружке по физиономии смазали, и опять Федор самый лучший стал!.. А я как будто распоследняя самая! Замечания мне делать!

– Из-за кобеля? – переспросил Плетнев быстро. – Из-за какого кобеля?