Галина Романова - Чужая жена – потемки

Все у него – у них – будет хорошо. Они свое счастье заслужили, они его выстрадали! Сонечка шептала вчера, прижавшись к его плечу, что в этой беде нашли свое счастье сразу три пары. Он не поверил.

– Да, милый, да! К следователю вашему жена вернулась – раз. Этот Кузькин…

– Кузьмин… – поправил он ее легким смешком.

– Пусть Кузьмин! Так вот, он приехал сюда деньги свои выбивать и встретил тут девушку, которую не видел десять лет. И которую любил!

– Ага, слышал я ту историю, – Влад недоверчиво скривился в темноте спаленки. – Уголовник что-то болтал… Будто дамочка эта чуть судьбу парню не сломала.

– Слушай его больше! – фыркнула Сонечка и недовольно заворочалась. – Как ты вообще мог с ним разговаривать! У него такая, пардон, мерзкая рожа!!! А девушка эта… Она, бедная… Ее сунули в эту адскую топку, не спросив ее разрешения, она еле выбралась.

– Опять не сама, а этот Кузьмин ей будто бы помог?

– Деталей не знаю, – с сожалением призналась Сонечка, перекинула косу со спины ему на грудь. – Но узнаю непременно.

– Как это? – обеспокоился Влад.

– Так Дина эта теперь будет работать вместе с мужем своим.

– Он ей еще не муж!

– Помолвлены они, кольцо у нее на пальце шикарное. И она теперь с ним работать будет; или у него – или на него, уж они разберутся. Ну а нам с ними, хочешь не хочешь, пересекаться придется. И…

– Ты тоже такое кольцо хочешь?

Он прослушал почти все, что она сонно ему лопотала. Зацепился лишь за ее слова про кольцо. И почудилась ему в них странная женская зависть. Он ведь ее так замуж пока что и не позвал. Может, что-то говорил мимоходом, но кольца-то, кольца не было! А вдруг она ждет? Вдруг хочет?

– При чем тут я?! Господи, ну отчего же сразу я? Нет, я не хочу такое же кольцо, – Сонечка вкусно зевнула, обдав его ухо сладким горячим дыханием. Заворочалась, отвернулась, свернулась в клубочек, отодвинув его своей попкой к самой стене. Какое-то время было тихо, и вдруг: – Я хочу другое, Владик! Камешек должен быть помельче, и их должно быть два, а лучше – три…

– Вот лето пролетело, и ага… – снова заныл Кузя Козырь, ковыряя носком дорогого ботинка землю у колеса джипа. Помолчал и вновь завел: – Вот лето пролетело, и ага…

Дина уже устала недобро коситься в его сторону. Если она еще раз на него посмотрит, то точно сорвется и надает ему подзатыльников. Она тоже на нервах, ей тоже непросто, ее тоже лишь час назад отпустили из зала суда, где слушалось дело Ражева.

Сейчас там был Данила. Его вызвали следом за Владом Ковригиным. И до сих пор не выпустили ни одного, ни другого.

Она так нервничала, когда отвечала на вопросы прокурора, адвоката, судьи, что у нее тряслись колени и подбородок. Каждое ее слово казалось ей неправильным, вероломным. В висках стучало, вспоминался тот давний судебный процесс, когда, сглупив и не разобравшись, она чуть не отправила Данилу в тюрьму на десять лет. И поэтому теперь она выверяла каждое свое слово.

«Вы утверждаете, гражданка Игнатова, что не видели, кто сидел рядом с водителем?» – строго спрашивал прокурор про тот страшный день, когда на Дину из зарослей кустарника неслась желтая, со слабым зеленым отливом, спортивная «Хонда».

«Я не видела, кто сидел рядом с водителем. А так же я не видела, кто сидел за рулем машины».

Она была предельно собранной, предельно правдивой и все равно жутко боялась, что кому-то навредит.

– Вот лето пролетело, и ага… – снова донеслось до нее гнусавое нытье.

– Господи, Кузьма Сергеевич! – взвыла она, не выдержав. – Ну хватит! Хватит!!!

– Сам знаю, что хватит, а как остановиться? – ответил он, недобро оскалив зубы.

– И не лето пролетело, если что, а пуля! – поправила она его все с тем же раздражением.

– И пули летят, и года-лета… – Кузьма Сергеевич отвернулся, опять поковырял землю ботинком, зачем-то пнул колесо джипа, повернулся к Дине: – Ты, это, не особенно парься-то, девонька. Уеду я! Моя работа при Данилке закончилась как будто. Я особо и не озорничал, наговаривать на себя не стану, но по телефону ковригинских работников попугал изрядно. Старые словечки в памяти живы, как там ни крути… Н-да… А они напугались, слышь! Бухгалтерша тряслась как банный лист!

– Осиновый, – рассеянно поправила его Дина.

– Мне-то что! – снова обиженно скривил он рот. – Банный, осиновый – перепугалась же… Данилка-то потом меня ругал, слышь! Ты, говорит, зря так. Люди же! Надо бы помягче. А я не могу мягко стелить, не могу. Не-а, уеду я. Точно уеду!

– Уеду, не уеду… – пробормотала она рассеянно, не сводя глаз с дверей здания, откуда вдруг посыпал народ. – Мне-то что?

– Злишься ты, когда я рядом с Данилкой-то. Уеду! Он возвращаться не собирается из-за тебя, а у меня там баба заждалась, – бубнил Козырь.

– Что? Какая баба? – Дина удивленно посмотрела на него.

Сложно было представить себе женщину, способную приголубить такое чудовище.

– Моя баба! Что же ты думаешь, меня и любить некому? – обиделся Козырь.

Он вообще оказался очень обидчивым, только обижался, почему-то все время только на Дину. Даниле он прощал любую грубость, а одного лишь ее взгляда оказывалось достаточно, чтобы Кузя губы принимался дуть и вещи собирать. Жили они отдельно. Кузя остался в той квартире, откуда их всех тогда забрал ОМОН. Дина и Данила жили там, где он сделал ей предложение стать его женой и матерью его детей, для которых он уже и спаленки подготовил. И все равно, даже на таком удалении друг от друга, она постоянно чувствовала присутствие Козыря в их совместной жизни. Постоянно!!!

– Ничего я не думаю, – промямлила она. – Любит – значит, любит. Мне-то что?

– Вот и я говорю… Уеду я! Тут мне жизни нет. И полковник мне житья не даст, подберет, сука, статью, не сегодня, так завтра. Уеду…

– Эй, эй, Кузьма Сергеевич, вы хоть Данилу-то дождитесь! – опешила Дина, увидав, как тот попятился к водительскому месту. – Дождитесь, а там уж…

Данила вышел вместе с Ковригиным минут через десять. Они долго стояли на ступеньках перед входом, о чем-то оживленно разговаривая. Потом пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Данила пошел к машине, а Ковригин, под руку со своей Соней, в другую сторону.

– Вот и все, – провозгласил Данила, подошел к Дине, поцеловал ее в щеку, кивнул Козырю. – Вот и все закончилось. Завтра приговор. Но мы на вынесение не пойдем, так? По традиции, да?

Дина кивнула, уперлась лбом в его грудь, обняла его.

Все закончилось, все закончилось…

Какое счастье, как хорошо, как спокойно! Не нужно никого и ничего бояться, не нужно чувствовать себя злодейкой.

– Кузя уезжать собрался, – шепнула она Даниле в подбородок. – Сказал, не может он здесь…

– Я ждал этого.

Данила вздохнул, ласково отвел ее руки, пошел к машине. Говорили они недолго, почти без эмоций, тихо. Дина, сколько ни напрягала слух, ничего не разобрала. Услышала лишь последнее: бывай, если что… И все, потом они обнялись, Кузьма Сергеевич сел в машину и умчался.