Галина Романова - Пока смерть не разлучит нас

– Да, на трех или двух машинах. Ты прав, у каждого своя роль. И мне вот что интересно… – она снова многозначительно помолчала, – какая роль в этой истории отведена Виктории Мальиной?

– Если она вообще у нее была! – возразил Грибов, но без былой уверенности.

Уверенность в непричастности Виктории таяла с каждым словом Елены. Она истончалась, становилась прозрачной и почти не ощущалась уже. Было муторно и больно оттого, что ему приходилось так гадко о ней думать.

Вот когда он вспоминал Вику, как она говорила, ходила, как смотрела на него, говорила с ним, тогда все внутри Грибова протестовало. Она не могла! Она никогда бы не смогла совершить такое. Она слишком чиста и откровенна, чтобы быть преступницей.

Но когда тут же вдогонку его настигали мысли о ее муже, который, по всей видимости, исполнял роль информатора и наводчика в банде, то Грибов тут же начинал думать по-другому.

Она не могла? Она не могла не знать, чем именно занимается ее муж. Откуда в семье деньги? Что за друзья вокруг него вьются? Она же должна была видеть их всех, знать в лицо!

А зачем она тогда приставала к нему – к Грибову – с просьбой разобраться в причинах его самоубийства, зачем? Настаивала, приезжала, плакала и все пыталась его заставить поверить в то, что ее Виктор не мог покончить жизнь самоубийством.

Не мог, конечно. Грибов теперь и сам это понимал. Синицына убили. Убили очень ловко и виртуозно. Даже эксперт ничего не заподозрил. Хотя…

Хотя, Грибов это точно знал, не первый год в органах, если поверхностный осмотр не наводит на подозрения, то никто особенно не заморачивается. Всем ведь выгодно – и операм, и экспертам, и прокурорским – побыстрее закрыть дело, едва открыв его. Ну, крякнуло что-то в голове у парня, он и повесился, или отравился, или утопился, или с девятого этажа спрыгнул на асфальт. Тем более что Синицын этот предсмертную записку оставил.

Кто станет искать на его теле микроскопический след от инъекции, к примеру? Или след от удара на шее, приведший жертву к потере сознания? След на шее и так имеется, от веревки. Так что…

– Убили его, Аля. Убили весьма умело, – закончил он свои мысли вслух.

– Чаусов видел. А что он мог видеть, Толя?

– Что, что! Убийство произошло в мужском туалете на первом этаже, так? Так! Посторонних в фирме в тот день не было, я подробно расспросил охранников. И следаки с персоналом работали. Стало быть, убийца проник в туалет с улицы через окно. И Чаусов видел его.

– Да!!! – вскричала Елена. – Именно! Молодец, Грибов! Чаусов видел, как убийца влезает в окно, потом выпрыгивает из окна и тщательно вытирает следы от подошв. Ты ведь говорил, что следов там не было обнаружено.

– Не было, – кивнул он, ухмыляясь. – И что?

– А то! Чаусов видел убийцу, поэтому его и убили. Понятно тебе?

– Мне-то понятно, – продолжил он ухмыляться. – Непонятно другое.

– Что?

– Как убийца, выпрыгнув из окна, еще и окно это самое изнутри смог запереть? А оно было заперто. А? Молчишь? А я тебе скажу.

– Ну и?

– У него был сообщник в здании. Тот, кто его впустил, а потом выпустил.

– Впустить мог и сам Синицын, – проворчала Елена, села на стул, на котором до этого восседал Бобров, и уставилась на Грибова недобро. – Мог ведь?

– Это вряд ли. Зачем ему?

– А действительно, зачем? Если к нему кто-то пришел, он вошел бы через центральный вход. – Она показалась Грибову обескураженной, когда после небольшой заминки продолжила: – Через окно туалета мог пробраться лишь злоумышленник. Мог пробраться, спрятаться в одной из кабинок. Их там, кстати, сколько?

– Их там четыре.

– Вот он мог спрятаться там и ждать. Чего, Грибов, он там мог ждать? Давай, давай, не тупи, подсказывай! – поторопила она его.

Они часто так работали. Один начинал, второй подхватывал. Один уверял, второй спорил. И так снова и снова, много раз возвращаясь к самому началу, к тому месту, откуда начинали.

Грибову нравилось в таком ключе работать. Куда лучше, чем просто докладывать, излагать свои мысли, дожидаться молчаливого кивка одобрения или, наоборот, разноса.

Ленька Фомин обычно в их спорах не участвовал. Молча сидел и слушал. А в финале их совместных с Еленой дебатов вдруг делал вывод, который оказывался единственно верным.

Куда же он запропастился-то, кстати?..

– Убийца? Понятно, чего! – Грибов оставил наконец свои коленки в покое и с охотничьим азартом ловил каждое слово, выпущенное Еленой. – Вернее, кого! Он ждал там свою жертву. То есть Синицына.

– Очень рискованное предприятие, – скривила она недоверчиво рот. – На такое мог решиться либо идиот, либо…

– Либо гений, – завершил ее мысль Грибов и тут же поправился: – Злой гений, конечно же. Но продумано было идеально, согласись.

– Согласна. Теперь что?

– Теперь надо искать сообщника. Как думаешь, кто это?

– Это мог быть как сотрудник фирмы, так и человек, не чужой жертве. Тот, кто мог прийти к Синицыну в фирму и не вызвать подозрений своим появлением.

– Ее там не было в тот день! – взвился Грибов. – Я опросил всех, включая охранника. Его жены не было в тот день в фирме. И вообще, к Синицыну никто не приходил, ему никто не звонил. На его мобильном не зарегистрировано ни входящих, ни исходящих звонков. Сообщника убийцы надо искать в фирме. Он был в здании, Аля.

– Это мог быть разносчик пиццы, курьер, это мог быть кто угодно, – продолжала вредничать Елена и вдруг спросила: – А кто его нашел? Синицына кто нашел?

– Мужчина вообще-то!

– Понятно, что не женщина. Хотя могла и уборщица найти.

– Мы, кажется, уже об этом говорили, – Грибов напомнил ей тот день, когда выезжал на происшествие. – Уборщица там убирает до начала рабочего дня. Нашел его сотрудник фирмы, кстати, он уволился после происшествия.

– Откуда знаешь?! – вытаращилась тут же на него Елена.

– Охранник рассказал. Говорил, очень впечатлительным тот оказался. Не могу, говорит, жутко.

– Ишь ты… – Она покусала нижнюю губу и снова приложила конус из указательных пальцев к переносице. – А притащил бы ты его сюда, Грибов. Очень мне хочется на этого впечатлительного взглянуть.

– Думаешь? – вскинулся он тут же.

Ленка никогда просто так ничего не говорила. Если что в голове у нее носилось, не беспричинно, значит.

– Ничего пока не приходит в голову, – отмахнулась она, дотянулась до пряника на тумбочке и принялась покусывать его со всех сторон, все время о чем-то думая. И потом вдруг: – Толя, вот хочу я на того впечатлительного дядю посмотреть, хоть убей. Достанешь ты мне его?

– Прямо сейчас? Мне бы Фомина дождаться.

– Мне бы тоже! – фыркнула она, тут же глянула на часы и опешила: – Прикинь, его уже сорок минут нет. Он куда провалился-то?!

Точно услыхав ее негодование, Фомин тут же просочился в кабинет и виновато захлопал ресницами.