Иман Кальби - Не твоя…

– Как ты с ним разберешься? Ты совсем рехнулся? Ты хочешь спать с ней?! У тебя что, мало женщин?! Ты ведешь себя как…– Валид осекся.

– Как?!– гневно и дерзко парировал Карим,– договаривай, раз начал! Но не забывайся, Валид, не забывай своего места!

– Брат,– уже более мягким тоном заговорил тот,– ты знаешь, как я к тебе отношусь, как я отношусь к нашему делу. Победа близка. И во многом это твоя заслуга. Но твое поведение в последнее время…Пойми, ты действуешь себе во вред. Братья говорят…

– Кто говорит?! Приведи мне их всех сейчас же сюда!– снова резко перебил его Карим,– не этим иностранным собакам, сидящим по европам и азиям и бездельничающим, указывать мне, что делать! В отличие от них, я каждый день рискую жизнью своих братьев и своей во имя свободы, а что делают они? Ты знаешь, я всегда был против их руководства, а сейчас, когда они стали подсовывать нам этих террористов– наемников, насаждающих свои понятия и чувствующих себя хозяевами Сирии, они превращаются из наших союзников во врагов. Это наша война и нам, таким, как ты и я, волей Аллаха освобождать нашу страну, не им! Не каким– то пришлым гураба (араб.– чужакам)– иностранцам!

Валид молчал. Брови его были нахмурены, глаза устремлены в одну точку. Он думал над тем, что говорит Карим и казалось, что ему это не очень нравится.

– Пойми, слишком рано проявлять независимость. Мы все еще балансируем на грани. Посмотри, это нас бомбят. Это мы почти на линии фронта. И если на этой улице пока все тихо, кому как ни тебе знать, что все это временно. На неделе мы должны искать новое убежище, как делали это месяц назад. Но если ты просто поменяешь местоположение, то я теряю свой дом. Это мой дом!!! Тут живет моя мать! Не сейчас, пойми, не сейчас проявлять характер,– пытался он достучаться до Карима.

– Твоя семья– моя семья, Валид. Ты знаешь это… Но это не относится к тому, о чем мы с тобой говорим. Все мы что– то теряем на этой войне…Но объясни мне, зачем нам нужны эти шармуты, сидящие в другой стране? Деньги можно получать напрямую, этим вопросом я планирую заняться. Мои родственники над этим работают. Оружие тоже будет.

– Хорошо, не хочешь подчиняться командирам извне – это твое право. Но эта девчонка? Что в ней особенного? Таких, как она, множество… Дело в Увейдате, да? Ему ты хочешь насолить, держа ее здесь? Ты говоришь, что мы все многое теряем в этой войне, но мне кажется, что нечто важное для тебя ты потерял еще до войны, и с этим как– то связан Увейдат… Я не знаю, что, но дело ведь в этом…Зачем именно он тебе? Он ведь не самый плохой из всех хиялов…Он далеко, в Дамаске, за сотню километров. Неужели нет врагов поближе? Но ты заказываешь именно его машину, а теперь пытаешься создать нереальную проблему именно из– за его женщины…

– Хватит,– отрезал Карим,– сегодня приедут новые люди, я с ними переговорю. По вопросу моей отчетности, не о ней. Я не буду подчиняться тем, кто и на войне– то не был никогда, кто отдает мне и моим людям приказы, лежа на бабах.

– Ты тоже, я смотрю, себе в последнем не отказываешь,– подколол его Валид.

Карим усмехнулся, но промолчал в ответ.

– Как Малика?– словно между делом спросил Валид.

– Нормально,– сухо ответил Диб. Он понимал, что хитрый Валид каждое слово в этом разговоре подбирал не зря. За это он его и ценил как ближайшего помощника.

– Когда она приедет?– не унимался собеседник.

– Она приедет тогда, когда я ей скажу,– огрызнулся тот ему в ответ.

Валид только пожал плечами, взял снятый с плеча автомат и пошел внутрь дома. Почти у двери из– за спины он все же бросил Кариму:

– Все же поговори об этой русской с вышестоящими. Это тебе мой братский совет.

Не дожидаясь очередной яростной реакции Карима, он вышел прочь.

***

Карим снова со всей силы сжал кулаки. Он и сам колебался, не понимая, как лучше поступить. Все эти указания издалека тяготили его все больше и больше. Особенно обидно было терять своих людей, ничего не значащих для тех, кто руководит ими на расстоянии, словно пешками на поле. А еще эти наемники. Разве такой революции они хотели? Разве хотели они, чтобы к ним приехали чужаки со всего мира. Они сражаются только ради денег и делают все, что хотят. Они присылают зеленых сопляков, которые не могут отличить снайперской пули от обычной. С этой армией они предлагают нам штурмовать Дамаск и Алеппо?!– гнев рос в нем все больше и больше. Но более всего его настораживало то, что с ростом его популярности среди населения эти шакалы стали видеть в нем конкурента. Все эти провокации, сплетни о его похождениях, большом количестве женщин и несоблюдении канонов ислама. Все эти ишаат (араб.– инсинуации) могли придумать только они, чтобы задвинуть его, Карима Диба, куда– нибудь подальше, а лучше в забвение. Чтобы он сгинул в какой– нибудь канаве, чтобы потом сказать, что революция всегда пожирает своих сынов. Совсем недавно с перерезанным горлом был найден один из его соратников из Алеппо– и говорят, что это сделали отнюдь не люди режима, а свои….Эти шакалы– наемники…Верить нельзя никому…

А еще Она упала ему на голову…Карим снова задумался о ней. Странно, но за последние часы его мысли то и дело возвращались к этой русской…– было в ней что– то такое притягательное, засасывающее, что понять он пока не мог… Нет, это не только аристократизм и образованность. Она ничем не уступает его Малике. Малика… Разве может она сравниться с его Маликой…Ради нее он поссорился с одним из самых близких своих соратников …Завистники высмеивают его, что она старше, не носит платок и ведет себя слишком смело… И она действительно в последний свой приезд настолько его разозлила, что пока видеть он ее не желал, приказав сидеть в его тайном доме в ливанском Триполи. Его люди так и не смогли сломить наступление и перехватить инициативу… Просто удерживали занятые еще в первые месяцы успехов рубежи. Злость на происходящее почему– то распространилась и на Малику, которая с удовольствием подлила масло в огонь своим сварливым характером. Прошло уже больше месяца, но он все еще не хотел ее видеть, хотя все еще любил…Или не любил? Он сильно скучал, даже когда спал с другими…Эта тоска не покидала его…Но теперь эта русская…

Мысли Карима были прерваны появлением суетливой темной тени, деловито несущей таз с постиранным бельем. Он пригляделся– это была Мариям, Умм Валид (араб.– мать Валида) – русская мать его друга Валида, та, что была направлена к Владе.

– Умм Валид,– с уважением, но достаточно властно окликнул ее Карим,– таалю (араб.– идите сюда).

Та быстро поставила таз на землю и, семеня, поспешила к мужчине.

– Кейфа (араб.– как она?)?– спросил он ее тихим голосом с достаточно сосредоточенным лицом.