Маргарита Менчинская - Тёмная сторона Луны

Путь неблизкий: больше тысячи километров в одну сторону по дорогам сомнительного качества. Если через Москву – все полторы. Ночь до Москвы на поезде, пустой день шатаний по городу, ещё одна бессонная ночь в вагоне, несколько часов на вокзале промежуточной станции и ещё пять бесконечных часов тряски в электричке с остановками у каждого столба. Раньше Катю не пугали трудности, а пункт назначения, указанный в билете, был центром притяжения. Время смогло подлечить эту рану, но каждый раз, собираясь туда, ей приходилось отдирать от себя засохшие бинты с мясом, а потом снова мазать зелёнкой и бинтовать. Приступы жажды, к счастью, случались всё реже. Катя утоляла их в приезды мамы: выспрашивала обо всех переменах, о друзьях и одноклассниках, охотно окуналась в воспоминания и довольно легко исключала из этой неразрывной и прочной цепи одно из них, самое болезненное из всех неприятных. Ныне, и это выглядело странным, именно оно держало Катю в напряжении, заставляя радоваться каждой отсрочке. Последняя – совсем под занавес – происходила из-за неисправности машины. Катя узнала об этом накануне вечером, из разговора с мужем, но вспомнила только здесь, стоя у окна, испытав огорчение такой силы, что с трудом сдержала слёзы. Ехать хотелось прямо сейчас, ни минутой позже.

Ровно к обеду, в ускоренном темпе, решились все дела. Отыскалась даже деталь, обещанная на понедельник, а также окно в расписании мастера. Ехать раньше субботы не имело смысла. Катя соглашалась с этим, однако всеми устремлениями и помыслами находилась в дороге. Маму обрадовала сразу, как только имела на руках все новости. Пришлось потревожить соседей. Телефон в Подвилье всё ещё считался предметом роскоши. Несколько раз набирала номер Бориса и сразу сбрасывала, будто нарочно дотянув до часа, когда звонить было не совсем удобно. Но, даже рухнув на диван перед включённым телевизором, не расставалась с трубкой и время от времени, сама не знала, зачем, проверяла рукой.

Вникнуть в происходящее на экране не получалось. Что-то гнело, мешало, и Катя солгала бы, сказав, что дело только в поездке или в том давнем воспоминании. Она давно жила так, пожалуй, с того – на данный момент последнего – разговора с Сашкой, когда они не могли наговориться. Временами ловила себя на мысли, что продолжает какую-то тему, затронутую им и не развитую полностью, мучается этой недосказанностью и успокаивается последними его словами: «Всё будет хорошо». Сегодня это не очень получалось. Слова имеют свойство обесцениваться, если повторить их много раз. Чтобы понять это, Катя имела достаточно времени, но всё равно продолжала цепляться за них обеими руками, как утопающий за соломинку. Звонок вывел её из этого состояния и даже заставил вздрогнуть.

Местные вызовы Катя определяла безошибочно и, какое-то время, гипнотизировала это чудо техники, упрощающее людям жизнь. На самом деле пыталась понять, кто и, главное, что именно скрывается за этим поздним звонком из другого города. Наконец нажала кнопку, но, так и не ответив, просто прижала трубку к уху.

Если б не имя, Катя могла решить, что кто-то ошибся номером. Кто-то как будто сдавил ей горло – так трудно было ответить – и нечто подобное, она ощущала это слишком явно, происходило там, откуда исходил вызов.

– Катя, – снова услышала она, – ты меня слышишь?

Слышала Катя прекрасно и почти узнала Бориса, но не могла поверить, что это тот самый Борис, о котором она только что думала. К тому же для разговора с ним, а этого человека она изучила прекрасно, было слишком поздно. От предчувствия чего-то плохого зазвенело в ушах. Катя метнулась в коридор и, спеша заглушить назойливый звук телевизора, закрыла дверь.

– Только что звонил Андрей. Сашку нашли в Греции мёртвым. Похороны в воскресенье.

Телефонный провод вдруг превратился в линию высокого напряжения. В воздухе повисла пауза. Осознание настигло внезапно как стрела, и в тот же миг Катя почувствовала острую боль, будто ей в спину вонзили нож, попав в самое сердце.

– Борис, мы как раз едем в Подвилье, – будто не веря самой себе, сказала она и тоже не узнала свой голос. Мысли, которые все эти дни ходили по кругу, вдруг разомкнули его и вырвались наружу, но продолжали стоять на месте, как люди, что оказались свидетелями аварии и не спешили расходиться. Чего они ждали, Катя поняла только сейчас и тоже ждала, что Борис сжалится над ней и скажет что-то, что даст ей хотя бы какую-то надежду. Но он лишь уточнил время отъезда тем незнакомым голосом, которым принёс весть.

– Когда? Меня, надеюсь, захватите? Вы же поедете через Тверь?

– В субботу. Конечно. Я собиралась завтра тебе звонить.

Кате казалось, что за неё ответил кто-то другой. Сама она была занята анализом своего поведения, которое почему-то позволяло ей лгать. Нет, не ему, себе. Она ещё утром хотела звонить Борису, но сначала отложила разговор с ним до обеда, потом до вечера. День выдался долгий и суетный, но вряд ли в этом была причина. Сегодня Катя можно сказать совсем не расставалась со своими мальчишками. Мальчишки! Даже теперь она не называла их иначе. Предстоящий юбилей казался недоразумением, какой-то нелепой ошибкой. Сорок! Разве можно было поверить в это! Кате так и слышалось в нём: «рок», «срок», и к первому из этих слов идеально подходило слово «злой», ко второму – «вышел». Теперь было ясно: встречи не будет, вышли все сроки, и виной тому – злой рок.

Борис тяжело вздохнул, казалось, прочёл её мысли.

Катя превозмогла боль и выдохнула прямо в трубку:

– Как же так, Борис! Как же так! Как это могло случиться!

Нет, она не спрашивала и не хотела знать подробности! Она искала объяснение этому факту, который не желал помещаться в голове, не укладывался в привычные рамки, не поддавался разумным объяснениям. Он даже фактом пока не хотел быть, уж слишком всё, что происходило, напоминало какой-то кошмарный сон, который по всем законам сна вот-вот должен был прерваться.

– Ничего неизвестно, Катя! – всё-таки поняв её по-своему, ответил Борис. – Никто ничего не знает! Завтра, Катя, всё завтра!

Катя услышала короткие гудки в трубке, но, кажется, не понимала, что нужно сделать и просто прижала её к себе. И вдруг представила весь ужас похорон: гроб с телом, жену Сашки, дочь, безутешных родителей, близких. Что она скажет им? Как сможет смотреть в глаза?

Слёзы нахлынули внезапно. Катя заставила себя сделать несколько шагов и, рухнув в кресло, зарыдала. Руки сами метнулись к лицу и отгородили её от этого мира. Она почувствовала у себя на коленях руки мужа, но не смогла заставить себя прекратить истерику. И тогда он сам нашёл способ.

– Что, Катя? Что? Что-нибудь с мамой?

Катя мотнула головой и наконец позволила себе остановиться. Но говорила с трудом, делая длинные паузы между словами, и теперь уже не отводила взгляд.