Энн Максвелл - Тайные сестры

Кейн улыбнулся. Улыбка его казалась особенно белозубой на фоне густой черной бороды. Кристи вдруг поняла, что ей хочется видеть улыбку снова и снова.

– Анасази строили свои дороги задолго до того, как сюда пришли испанцы. Они не знали ни колес, ни лошадей, так что для них не составляло труда спуститься по ступенькам.

– Как же им удалось построить такие дороги?

– Возможно, это был рабский труд, – пожал плечами Кейн, – хотя не один университетский профессор бросит в тебя камень, если ты ему это скажешь. Они предпочитают думать, что рабство придумали белые люди.

Кристи рассмеялась:

– Я надеюсь, ты получил свой диплом заочно?

Кейн кивнул.

– Анасази вовсе не были простыми благородными дикарями, этакими первобытными коммунистами, – продолжал он. – Несмотря на отсутствие письменности и металлургии, они создали уникальную, ни на что не похожую цивилизацию. Астрономы даже нашли свидетельства, что каньон Чако мог быть гигантской лунной и солнечной обсерваторией.

– Как Стоунхендж?

– Тот же принцип, но другое назначение.

– Какое?

– Для выживания. Когда летний сезон очень короток, посадить бобы или овощи в нужное время – вопрос жизни и смерти.

Кристи кивнула, по-прежнему глядя скорее на Кейна, чем на расстилавшуюся равнину. Восхищение, с которым Кейн говорил о своем любимом предмете, напоминало ей ее собственный восторг при виде нового, необычного покроя одежды.

– Буквально каждый день появляется огромное количество новой информации, – увлеченно продолжал Кейн. – Так много, что университеты уже не могут держать ее под замком. Они волей-неволей вынуждены считаться с такими гробокопателями, как я, и даже приглашают их иногда на свои ученые заседания, чтобы послушать о новых находках.

– Видимо, твои исследования важны для них, – заметила Кристи.

Он рассмеялся.

– Да. Например, я нашел здесь предметы, которые, очевидно, были привезены издалека.

– Например, перламутр с побережья Тихого океана, – подсказала Кристи.

Кейн бросил на нее одобрительный взгляд.

– А также медные колокольчики и перья попугая из центральной Мексики, – добавил он. – Торговые связи со странами, находившимися на расстоянии почти двух тысяч миль!

– Да, вот так империя! Что же с ней случилось? Почему она вдруг исчезла?

– Этого никто не знает.

Кристи огорчилась:

– Почему?

– Из-за отсутствия письменности. Все, что мы знаем, – это то, что империя начала разрушаться в двенадцатом веке, почти сразу же после того, как община из каньона Чако достигла вершины своего развития. Сестры именно оттуда. И здесь мы сворачиваем с дороги.

– С какой дороги? – пробормотала Кристи.

Вместо ответа Кейн сбавил скорость, затем резко повернул направо, направив машину прямо на песчаный откос.

– Кейн! – испуганно вцепилась в сиденье Кристи.

– Держись крепче, родная. Не так страшен черт, как его малюют.

Откос скалы, выщербленный ветрами, вел на другое плато. Кейн отпустил тормоза, и машина сама съехала с откоса, опасно раскачиваясь из стороны в сторону.

Кристи одной рукой придерживала дверцу кабины, а другой Моки, пока машина не въехала на плато.

– Интересно, что бы Моки без тебя делал? – засмеялся Кейн.

Дальше путь лежал через густой сосновый лес. Заросшая травой дорога была неровной, но это все-таки было лучше, чем песчаный откос.

– Ну, вот уже и Сестры видны, – сообщил Кейн.

– Что?

– Сестры. Во всяком случае, некоторые их так называют.

Он указал на два высоких пика, возвышавшихся над плато футов на сто. Сестры, очевидно были обломками большой скалы, давно разрушившейся.

– Мы едем к ним? – спросила Кристи.

– Да.

– Далеко до них?

– Несколько миль.

Два пика, стоявших рядом, были очень похожи по форме, но совершенно разного цвета. Один из них, поменьше, сложен из рыжего песчаника, макушка другого была почти белой, такого же цвета, что и скалистое плато.

– С равнины Сестер трудно разглядеть, даже в ясную погоду, – пояснил Кейн. – С какого угла ни посмотри, видна разве что верхушка белой. Но вот от них можно увидеть как на ладони даже Аризону и Нью-Мексико.

Во взгляде Кейна, устремленном к скалам, было такое напряжение, что Кристи чувствовала его почти физически. Словно волк, высматривающий добычу.

– Почему Сестры так важны для тебя? – спросила она осторожно.

– У меня есть теория, почему анасази селились в таких, казалось бы, неожиданных местах. Если моя теория подтвердится, то здесь, рядом с этими пиками, мы найдем остатки поселения анасазей:

– И ты хочешь первым их найти.

Кейн покосился на нее:

– А ты что-нибудь имеешь против?

– Может быть, я и старомодна, – сказала Кристи, – но мне кажется, что раскопками должны заниматься профессионалы, а не такие гробокопатели, как ты.

– Я согласился бы с этим, если бы все было так просто.

Кристи удивленно подняла брови, но ничего не сказала.

– Есть тысячи и тысячи захоронений, до которых у всех этих академиков десятилетиями руки не доходят, если вообще когда-нибудь дойдут. – Кейн задумался.

– И что?

– Что должен делать фермер, если на своей земле он откопает какой-нибудь горшок?

– Позвонить в университет.

– И что дальше? Он может сто лет прождать, пока к нему приедут твои профессионалы. Тем более что ни у государства, ни у местных властей нет средств, чтобы исследовать уже известные захоронения.

Кристи поморщилась. Она не забыла, как важно вовремя посеять и собрать урожай.

– Да, сельскохозяйственные работы не ждут.

– У современных фермеров и у древних ана-сазей много общего, – согласился Кейн. – Лето здесь все так же коротко. Объяви фермер о своей находке – и ему уже будет не до посадок, так он лучше потихоньку зароет ее обратно и снова станет сажать свои бобы.

– Поэтому в дело вмешиваются археологи-любители?

– Да. Может быть, это не лучшее решение, но все-таки лучше, чем ничего. А фермер, пока мы ковыряемся в его земле, работает где-нибудь в другом месте.

Кристи вспомнила о находках Хаттона. Он просто пришел и взял что хотел, несмотря на протесты нанятых им археологов.

Тоже, может быть, не лучшее решение. Но разве лучше, если бы необыкновенная черепаха осталась в пещере под обрушившимися стенами?

Дорога стала такой узкой, что дальше можно было идти только пешком. Кейн остановил фургон.

До двух островерхих скал, которые Кейн называл Сестрами, оставалось еще более мили, но уже отсюда было видно, что рыжая Сестра – прямая, как обелиск, а белая, хотя и выше, выглядела горбатой и несчастной. Столетия, дожди и ветры разрушили белый камень.

Кристи открыла дверь кабины, и Моки вырвался на свободу. Он радостно носился вокруг машины, потом отбежал ярдов на десять, обнюхал высокий кедр и оставил на нем свой «автограф».