Наталья Андреева - Любовь.ru

— Кто?

— Сергей, твой муж.

— Муж, да, — сказала Гульнара с сожалени­ем. — Эдик ему деньги дал. Много денег. Чтобы женился на мне.

— А потом? Вы друг другу понравились, да? Пауза, долгая пауза.

— Ваш брак был фиктивным или нет, Гуля?

— Ха-ха!

— Посерьезнее можно?

— Иди ты. Не скажу.

— Я вызову тебя на официальный допрос по­весткой.

— Попробуй. Испугалась. Как же. Знакомые есть, да. В милиции.

— А грабителей, значит, испугалась.

— Иди ты, — повторила Гульнара беззлобно и вполне миролюбиво.

— Ты на кого-то рассчитываешь? На чью-то помощь? Так?

— Ты мент. Ментов никто не боится. Они взятки берут.

— Кто тебе сказал?

— Сказали. Ха-ха!

— Вот черт! — выругался капитан Самохва­лов. — С тобой же просто невозможно разгова­ривать!

— Не говори. Иди ты, — все так же миролю­биво повторила Гульнара.

Стае нажал на кнопку и выключил диктофон:

— Дальше все в том же духе. Люба не выдержала и рассмеялась:

— Прелесть, а не девочка! Это тебе не Осокина и не Алина Линева!

— Кстати, о последней. Марианна Русла­новна говорила о ней, как о женщине-девочке, совершенно беспомощной и капризной. А вот у меня такого впечатления не создалось.

— Чертиков тебе на руке не рисовали?

— Чертиков? Жаль, но не рисовали. Краса­вица Алина была холодна и убийственна, как отточенная сталь. Похоже, что это она роль играет, роль женщины-девочки. Не на сцене, а в жизни.

— Ну и что?

— А то. Ты же сама сказала, что кто-то из двоих свидетелей вошел в дом первым. А если это была Линева? И если это она ударила своего любовника ножом?

— Зачем?

— Может, из-за дочери? Мало ли какой найдется повод у женщины, чтобы убить своего любовника!

— А почему ты заподозрил Линеву?

— Потому что все нити ведут к ней. И жена, и любовница Оеокина что-то недоговаривают. Мо­жет, Линева будет откровеннее?

— Она же отказалась с тобой говорить!

— Нет повода для допроса. А если начать с ограбления ее дачи? — вслух размышлял Само­хвалов.

— При чем здесь дача?

— Да при том, что она знает больше, чем ска­зала на суде. Ее же вызывали как потерпевшую. Я по-прежнему считаю, что твой муж причастен к ограблениям осокинских знакомых. Линева же позвонила Осокину в ту ночь, когда ее ограбили.

— Но она говорила про жадность Оеокина и его жену — ревнивую дуру.

— А может, Олег и Оеокина просто-напросто договорились? Петров навел, Марианна Русла­новна каким-то образом раздобыла ключик.

— Узнай, пожалуйста, где работает младший брат Сергея Иванова.

— Кто?

— Брат. Покоя он мне не дает. Может, его во­обще не существует?

— Люба, я доел пиццу.

— Поздравляю. Вкусно, да?

— Иди ты, — с той же интонацией, что и Гульнара Иванова, сказал Стае. И добавил: — Очень недалекая девчонка. Как она о камешках-то говорила, ты слышала?

— Слышала, да.

И оба вдруг громко расхохотались. Стае ото­двинул диктофон в сторону, протянул руку Любе:

— Иди на вражескую территорию. Давай переползай границу.

— Не хочу.

— Боишься, что ли?

— Просто не пойму, я твоя женщина или друг.

— А то и другое вместе не бывает?

— Стае, если тебе поговорить не с кем или ночевать негде, то необязательно еще и спать со мной. Я как-нибудь переживу.

— Какая же ты подозрительная! Нет, иметь в любовницах женщину-психолога просто наказа­ние какое-то!

— Вот и не имей.

— Ну и спокойной ночи. А за брата спасибо. Я проверю.

Он зачем-то накрылся простыней, прежде чем стянуть с себя джинсы и, закинув их на стул, от­вернулся к стене. Люба встала, выключила свет, переодевшись в ночную рубашку, легла рядом.

— Подвинься и поделись простыней, — ска­зала она, легонько толкнув его в спину. — Стае!

— Я сплю.

Несколько минут они полежали молча. Потом Люба примирительно сказала:

— Просто я не могу так сразу. Только что го­ворили о делах, о преступлениях, о других жен­щинах, и вот ты уже раскрываешь свои объятья. Я человек, не робот, у меня кнопки нет. Чик — и переключился на удовольствия. Причем на твои.

— Жаль.

— Что жаль?

— Что кнопки нет.

Люба не выдержала и слегка стукнула его сво­ей подушкой по голове:

— Нахал!

Стае в ответ схватил свою подушку. После де­сяти минут пыхтения и шуточной драки он пере­хватил Любины руки, зажал их в одной своей и самодовольно сказал:

— Захват. Попробуй шевельнись.

Она молчала. Стае нагнулся и заглянул в ее глаза...

— Какого цвета у меня глаза?

— Карие.

— А точнее?

— Медовые.

— А еще точнее?

— Как много ты от меня хочешь! — притворно вздохнул он.

— Ты называешь это «много»?

— Самые прекрасные глаза на свете.

...Огромный колокол на самой высокой башне собора не звонил, а верещал тоненько и про­тивно. Люба никак не могла избавиться от этого навязчивого треньканья и проснулась. Конечно, это был не колокол, а телефон. Она машинально взглянула на будильник: без пятнадцати шесть! Стае тоже зашевелился, потом засунул голову под подушку и снова замер, а Люба схватила телефонную трубку:

— Да! Слушаю!

В ответ раздался всхлип и протяжный стон лучшей подруги:

— Любаша...

— Апельсинчик, что случилось?!

Она испугалась, что у подруги проблемы с Сергеем Ивановым и он все-таки проявил себя не с лучшей стороны. Но Люся тоскливо сказала:

— Рыжий заболел.

— Петька? Что с ним?

— Температура под сорок с вечера. Всю ночь не спала.

— «Скорая» приезжала?

— Приехали, — грустно усмехнулась Лю­ся. — Сделали укол.

— Ну и что?

— Что-что! Снова температура, вот что!

— Высокая?

Пауза. Люба не выдержала:

— Так в больницу же надо!

— А если это обыкновенная простуда? Ты представляешь, сколько придется там лежать? А кто мне больничный оплатит? Кто?!

— Ты о ребенке говоришь! Да провались она, твоя работа!

— Он всегда так болеет, — снова всхлипнула Люся. — Три дня температура высоченная, а по­том снова как огурчик.

— Так что ж ты тогда паникуешь?

— Но эти три дня надо же как-то пережить! Ты психолог, поговори со мной.

— Я сейчас приеду.

— Тут уже и так вся спасательная команда. И бабка, и дед. Но они только охают и твердят то же, что и ты: надо в больницу.

— Приеду, — решительно повторила Люба.

— А как же...

Она повесила трубку и толкнула Стаса в бок:

— Вставай! Стае!

— А? Что случилось?

— Проводи меня.

— Куда?

Он сел на диване, моргнул синими сонными глазами. Недоуменно повторил:

— Куда?

— К Люське. У нее Петька заболел.

— А ты разве в этом что-нибудь понимаешь? В педиатрии?

— Ее просто надо морально поддержать. Она там с ума сходит. А маму Люськину я очень хо­рошо знаю, та еще паникерша. Ты сейчас меня проводишь, а потом поедешь на работу.