Барбара Вуд - Игра с шакалами

Я кивнула.

— Очень странно. Я ее уже видел раньше, только не могу припомнить где. Похожа на собаку, но не собака. Взгляни на уши. Видишь, какие они длинные и острые? А морда? Необыкновенное существо. Нет сомнений, сделано из слоновой кости. Но что это за животное? Где же я его видел?

Взгляд доктора Келлермана блуждал по комнате, по корешкам книг на стеллаже. — Вспомнил! — вдруг сказал он. — К Италии эта вещь не имеет никакого отношения. Я вспомнил, где ее видел.

Он встал и подошел к книжному стеллажу. Доктор Келлерман взял увесистый том с названием «Воскресший Древний Египет» . Он подмигнул мне точно так, как много раз делал за операционным столом, и сел на диван рядом со мной.

— Лидия, это не собака, а шакал. Египетский шакал. Фигура из какой-то игры.

— Что?

— Фигура из игры. Как в шашках или шахматах. Спорю… — Он быстро листал страницы книги. — …Спорю, что это прямо… Ага! — Он хлопнул по странице открытой ладонью. — Вот он, наш шакал!

Мои глаза округлились от изумления. Фигурка на фотографии в книге и та, что мы держали в руках, были похожи как две капли воды. Доктор Келлерман прочитал краткое описание египетской игры, которая называлась «Псы и шакалы» и сопровождалась иллюстрациями. На одной из них я увидела доску из черного дерева, на которой были вырезаны замысловатые рисунки, симметричные линии и отверстия. Фигура вставлялась в отверстие острым концом, затем, словно игральные кости, бросались бабки, определяя, куда фигуре ходить. Хотя сегодня не известны ни точные правила этой игры, ни как в нее играли, похоже, имелось несколько псов и шакалов, и ими вполне могли делать ходы так же, как белыми и черными шашками.

— Лидия, если эта штука подлинная, вполне возможно, что она стоит огромных денег. — Доктор Келлерман передал мне книгу. Я взглянула на близнеца своего шакала. — Если твоя вещь подлинный египетский экземпляр — а я думаю, дело обстоит именно так, то даже трудно вообразить, какой ценности этот сувенир.

— Очень может быть. — Я с удивлением смотрела на фигурку из слоновой кости, которую держала в руке. — Но зачем он мне? Я уж точно не египтолог. Такие вещи никогда меня не интересовали.

— А твою сестру?

— Тоже нет, насколько я знаю. Но ее все время тянуло к таинственному. Адель всегда любила хиромантов и верила в древние проклятия. Видно, она нашла эту штуковину в Риме и подумала, что сможет заинтересовать меня.

Я нахмурилась, ибо сама не верила своим словам. Ничто из сказанного мною до сих пор не звучало правдиво. Однако я не хотела верить единственному объяснению поведения сестры, которое приходило в голову. Мне казалось, будто Адель пытается мне что-то сообщить.

— Говоришь, сестра хочет, чтобы ты приехала в Рим? И она не объяснила причину? Ну и ну. — Он потер подбородок. — В таком случае, думаю, Адель хочет выманить тебя в Рим. Скорее всего, она была почти уверена, что ты не поедешь, и прибегла к хитрости.

— Это никому не нужно, даже Адели. Тем более спустя четыре года. Она бы написала. Хотя бы коротенькое письмецо. Но нет… — Я повертела в руках странного шакала. — Не думаю…

— Почему?

Доктор Келлерман подложил дров в камин и поморщился, когда посыпались искры. Он был одним из немногих людей, чье мнение я ценила. И все же я впервые не могла согласиться с ним.

— Не знаю. Просто не знаю. Наверно, она позвонит еще раз.

— Не исключено. Скажи мне, ты позволишь ей выманить себя в Рим?

— Рим! — Я рассмеялась и коснулась его руки. — Вы шутите? Если я окажусь в Риме, в кого вы будете швырять зажимами, если дела вдруг пойдут не так?

— Лидия, ты никогда нигде не бываешь.

— Я бываю в разных местах, — громко возразила я.

— Ты права. Смотри, в прошлом году ты ездила в Колумбус, что в штате Огайо, на встречу операционных медсестер. До этого ты побывала в Окленде, что в Калифорнии, на съезде ассоциации медсестер. А до этого…

— Доктор Келлерман, я просто не люблю путешествовать, вот и все.

— Это точно. Насколько я помню, однажды ты чуть не отправилась в Гонконг, но струсила.

— Это к делу не относится. Ладно, я, пожалуй, пойду домой. С вашего разрешения, прихвачу эту книгу, своего шакала и дождусь звонка взбалмошной сестры. Не сомневаюсь, она позвонит. — Я встала и осторожно положила фигурку шакала в сумочку. — Не пойму, почему она бросила трубку, не дав мне договорить. А затем, не позвонив, расплатилась и выехала из гостиницы. Ах, Адель… Она в своем репертуаре.

Собираясь уходить, я заметила, что доктор Келлерман смотрит на каминные часы. Он поинтересовался:

— Когда тебе звонила Адель?

— Когда? Сейчас скажу. Это произошло в тот самый момент, когда остановилось сердце пациента. Примерно в час.

— А когда ты перезвонила ей?

— Спустя час. А что?

— Значит, здесь было два часа дня, когда ты разговаривала с ней.

— Около этого, а что?

Я тоже уставилась на старинные, изысканно украшенные часы, которые тихо отсчитывали секунды.

— Если я не ошибаюсь, римское время опережает наше на девять часов. Значит, там, где находилась Адель, было около одиннадцати.

— Допустим, что так.

— Это означает, что она покинула гостиницу ближе к полуночи. — Доктор Келлерман посмотрел на меня. — Мне кажется, это довольно странно. А тебе?

Я посмотрела на него.

— Мне тоже.

— Телефонист точно знал, что вас не разъединили, а твоя сестра бросила трубку? Зачем ей тогда звонить, бросать трубку и неожиданно посреди ночи выезжать из гостиницы?

Я снова взглянула на часы, представила погружавшийся в сон ночной Рим, Адель, которая расплачивается с заспанным клерком и ловит такси на пустынной улице.

— Но это ведь смешно!

Я начала было доказывать, что моя сестра, какой бы легкомысленной и непредсказуемой она ни была, не станет звонить по международному телефону, а затем, не договорив, бросать трубку, как заметила на лице доктора Келлермана признаки тревоги. Он глядел в камин отсутствующим взглядом, как будто не слышал меня.

Поэтому я сказала с наигранной беззаботностью:

— Что ж, как бы глупо это ни казалось, думаю, всему в свое время найдется логическое объяснение. Адель перезвонит и рассеет все сомнения. А тем временем я найду применение этому шакалу — буду открывать им письма или еще что-нибудь.

Доктор Келлерман проводил меня к машине, от тумана на наших волосах образовались капли воды. Он жил один в хорошем районе, старом и красивом.

— Лидия, мне жаль, что ты так скоро уезжаешь.

Я улыбнулась ему. За три года, которые я ассистировала доктору Келлерману, мы очень подружились.

— До свидания, — тихо сказала я и уехала в белевшую от тумана ночь.

Зайдя домой, я застыла, как вкопанная.

— Боже мой!

В моей квартире кто-то побывал.