Барбара Вуд - Игра с шакалами

— Дело в твоей сестре Адели.

— Адель! — Я всплеснула руками. — Ну конечно же! Она ведь заварила всю эту кашу. Но разве это не ведет нас к неведомому коллекционеру? А что если он собирался купить шакала у Адели, но та не захотела его продать? Положим, она отказалась от его предложения и отправила фигуру мне. При таком раскладе многое проясняется.

— Да, — задумчиво сказал он, но по выражению лица доктора я видела, что такая версия ему не по душе.

Я понимала, что он чувствует. Чем больше мы размышляли над этим делом, тем более запутанным оно становилось. Похоже, ни одно из наших предположений не вело к цели. Вот если бы шакал оказался полым и внутри него хранились бы украденные бриллианты, все стало бы намного понятнее.

Слова, которые я произнесла, напугали саму меня больше, чем доктора Келлермана:

— Я должна поехать в Рим.

— Что? — спросил он, будто я только что сказала нечто немыслимое. Я подняла голову и увидела, что его голубые глаза, полные доброты и тревоги, изумленно смотрят на меня.

— Видите ли, я должна так поступить.

Когда я произнесла эти слова, вся затея сразу показалась мне оправданной. Лишь один путь вел к истине — встреча с Аделью. Я не сомневалась, что ей все известно. К тому же я предполагала, что непрошенные гости снова могут нагрянуть в мою квартиру.

— Лидия, не делай этого, — сказал доктор Келлерман. Он не стал пугать меня гибелью или нагонять безумный страх. Он всего лишь сказал: «Не делай этого», и в его словах слышались серьезные опасения и неподдельная тревога.

— Доктор Келлерман, сестра ведь звонила как раз ради этого. В этом заключалась цель ее звонка. Она не собиралась говорить, что высылает шакала, а хотела, чтобы я была рядом. Адель не успела объяснить причину. Мне кажется, для нее это очень важно. В ее голосе звучало нечто… — Я решительно покачала головой. — Я обязательно должна ехать. В конце концов, из всей семьи у меня осталась она одна.

— Но четыре года.

— Это не так уж много, если учесть, что мы родные сестры. Если бы я позвонила Адели на другой конец света и сказала бы: «Приезжай, ты мне нужна», она бы непременно приехала. И вы это знаете.

Доктор Келлерман покачал головой.

— Лидия, это небезопасно. Ах уж этот век эмансипированных женщин! Я родился слишком не вовремя.

Пытаясь успокоить, я погладила его по руке и сказала:

— Не волнуйтесь. Я отправлюсь в «Резиденс Палас Отель», найду Адель и отдам ей эту штуковину, которую она так поспешно отправила мне. Затем вернусь и снова буду с вами работать. Правда, я долго там не задержусь.

— Лидия, мне не нравится твоя затея.

Слова доктора прозвучали почти спокойно, но мольба читалась в его глазах. Тогда, к сожалению, я не придала этому никакого значения. Когда до меня все же дошло, что именно доктор Келлерман так долго не решался сказать, было уже поздно.

Но об этом речь впереди. А пока каждый пытался убедить другого в собственной правоте. — Я думала, вы порадуетесь, что я еду в Европу, и проводите меня.

— Лидия, это не тот случай. Здесь что-то не так. Может быть, непрошеный гость или гости, обыскавшие твою квартиру, еще вернутся. Возможно, они даже следят за тобой. Ты в опасности, по крайней мере, до тех пор, пока шакал находится у тебя.

— Тогда я сама верну его туда, откуда он появился. У меня все еще хранится заграничный паспорт после той несостоявшейся поездки в Гонконг. Вакцина от оспы пока еще действует, и у меня в банке лежат деньги. Мне придется оформлять визу?

— Для Италии нет. Лидия…

— А пока я перееду к Дженни. Скажу ей, что в доме проводится дезинфекция. Затем пошлю Адель телеграмму в гостиницу. Завтра я скажу Кэтхарт, что мне надо отлучиться по неотложным семейным обстоятельствам, и полечу в Рим. Кстати, билет я закажу прямо сейчас. — И я решительно направилась к телефону.

— Лидия, это так на тебя не похоже.

Как ни странно, но он оказался прав. После окончания школы медицинских сестер я жила одна и за все это время ни разу не совершила ни одного необдуманного шага, о котором пришлось бы впоследствии сожалеть. А сейчас после одного нежданного телефонного звонка и странной посылки я стала вести себя глупо и ветрено, как и Адель. За один день во мне проснулись все те качества, за которые я ее осуждала.

Однако я ничего не могла с собой поделать. В тот момент, в тот необъяснимый и нарушивший мой душевный покой вечер, задуманное мною казалось единственно правильным решением.

Если бы я только послушалась своего коллегу…

В аэропорту доктор Келлерман, провожая меня, впервые за три года поцеловал. Я дружески обняла его и еще раз заверила, что ничего со мной не случится.

Доктор Келлерман говорил спокойно, стараясь ничем не выдать своего волнения.

— Это неразумно, Лидия. Тебе все же следовало обратиться в полицию. Воры больше так и не появились. Ты же понимаешь, что шакал тут ни при чем. Может, они еще что-то украли, а ты просто не заметила этого. Твоя сестра — легкомысленная, эгоистичная женщина. Она хитростью хочет выманить тебя в Рим. Вторжение в твою квартиру — всего лишь совпадение. Это могло случиться в любой другой день.

Однако переубедить меня было невозможно.

— Нет, доктор Келлерман. Моя сестра влипла в какую-то историю, и мне кажется, что она нуждается в моей помощи. Чем больше я думаю о нашем разговоре, тем больше убеждаюсь в этом. Сестра чего-то боится. Может быть, именно полому она так поспешно выехала из гостиницы и не сумела мне ничего передать. Возможно, с этим шакалом связана какая-то неведомая нам тайна. — Я похлопала рукой по сумочке, где лежала фигурка. — Доктор Келлерман, вы ведь всего лишь хирург. Что вы в этом смыслите? — поддразнила его я.

Он вновь поцеловал меня.

— Кэтхарт расстроена твоим отъездом. Она знает, что больше никто не способен ассистировать такому старому крокодилу, как я. Ты ведь еще не видела, как я швыряюсь ретрактором Бальфура.

— Вы и опомнится не успеете, как я вернусь.

— И кто же еще, кроме тебя, подаст мне так изящно спутавшиеся нити для швов? Ах, Лидия… — Смирившись с неизбежным, доктор Келлерман покачал головой.

Он посоветовал мне обменять часть денег на лиры, купить журнал кроссвордов и пораньше сесть в самолет. Наше прощание, к моему удивлению, получилось каким-то напряженным. Оказавшись на борту «TWA 747» и устроившись на сиденье у окна, я еще до взлета заказала коктейль. Не без удовольствия я обнаружила, что место рядом со мной пустует и до самого Нью-Йорка его никто не займет. Предстоящие несколько часов мне отчаянно хотелось побыть в одиночестве и собраться с мыслями.

Прощаясь, я не заметила в глазах доктора Келлермана то, что не упустила бы другая, более чуткая женщина. Поэтому я вылетела из Лос-Анджелеса с ложным чувством, будто никто не станет оплакивать меня, случись в Риме какое-нибудь несчастье.