Стэн Харт - Зачарованный остров

Он с особой ясностью сейчас осознал, что Бай-ярд Кристенберри был «голубым». Вот почему он пригласил Спринджера на борт своей лодки и так им восхищался. Отшельник Спринджер, мрачный, молчаливый, с явным психическим перекосом — и тренер-преподаватель в солидных летах, работающий в начальной школе, тоже одинокий, боящийся, что кто-то узнает его тайну. Что их объединяло? Почему Кристенберри не ищет понимания среди других членов общества анонимных алкоголиков в его городе? Чем Спринджер ему так понравился?

Теперь Бобби знал ответ на этот вопрос, а шериф Пиз даже не догадывался ни о чем таком. Бобби не упоминал имени Кристенберри, давая показания полицейским. Теперь надо было оценить собранную им информацию с точки зрения сделанного открытия.

Бобби допил свой кофе и решил еще раз навестить Байярда Кристенберри, осмотреть его яхту. Спринджер в спешке и панике не решился бы воспользоваться автобусом или самолетом. Он предполагал, что полиция быстро вычислит, куда и каким образом он исчез с острова. Что же он сделал?

Конечно, побежал к школьному тренеру. Он может использовать этого человека, как захочет. Если ему нужно спрятаться, лучшего места, чем яхта Кристенберри, просто не придумаешь. Он управлял ею в океане, хорошо знает, и вообще его тянет к лодкам.

А ведь никому не пришло в голову проверить лодки, стоящие в гавани на рейде. Полицейские, если и обшарили доки, пробежались по лодкам у берега, но никто не искал Спринджера на лодках в Эдгартаунской гавани. А ведь их сотни. Местные жители, владельцы лодок, рыбачат на них, просто катаются, сдают в аренду…

О, какое же это было облегчение!

Как в старые веселые денечки, Гарри был у «Ритца» за пять минут до открытия бара. Он вошел в зал, где еще не зажгли все освещение и стоял дух вчерашнего загула.

В животе бурчало от нетерпения, пока бармен наполнял стакан водкой, лимонным соком и кубиками льда. Долгожданный напиток должен был снять похмельный синдром. Когда Шейла уходила на работу, он сказал, что останется у нее и отоспится, хотя уже в ту минуту знал, где скоро окажется. Он был готов вопить от восторга, что теперь не нужно подавлять своего желания, мрачно коситься на пьющих, врать самому себе, врать другим, бороться с депрессией. Какой восторг! Стакан снова в руке!

Элоис, высокая худая барменша, болтала с двумя постояльцами, Пакико и Меритом, рабочими-докерами, которые каждое утро заходили сюда опохмелиться перед работой. Сюда же они вернутся после смены пообедать. Гарри хорошо знал обоих. Без утреннего захода в «Ритц» они не могли прийти в норму.

К полудню Гарри так поднабрался, что стал приставать к посетителям бара со своими пьяными разговорами. Но его состояние было всем настолько очевидным, что его сторонились и пересаживались подальше. Гарри не обижался, наоборот, был полон энтузиазма и пьяной радости, цеплялся к вновь прибывшим и снова пил.

Элоис уже дважды подходила к нему и спрашивала, не пора ли ему домой.

— Ты же не хочешь влипнуть, как в последний раз, — убеждала его барменша.

Но Гарри море было по колено, он отшучивался, объяснял, как он счастлив снова встретить старых знакомых.

— Все в порядке, Эл, я в полном порядке. Это первый раз после выхода из тюрьмы, когда я так здорово расслабился.

Элоис оставила его в покое, и Гарри кинулся в объятья каких-то алкашей, знакомых ему со времен совместных попоек с Гейл. В это время в баре редко были отдыхающие, в основном местные жители, островитяне. Гарри узнал даже нескольких женщин, которых легко можно было «снять» после угощения. «Ритц» опять был его домом.

Он уже не сдерживал переполнявшие его эмоции. Рассказав барменше, как он нашел труп Гейл и как он ее любил, он не мог сдержать свой секрет.

Гарри подсел к бывшему хиппи, который нашел работу в небольшой строительной фирме и зашел попить пивка. И сказал тому, что убил свою возлюбленную. Но мужик ничего не понял из этого пьяного бреда и, прихватив деревянный ящик с инструментами, пересел от Гарри к каким-то своим знакомым.

Гарри стал рассказывать о своем преступлении другим. Он пристал к женщине лет шестидесяти, заявив, что только она его может понять. Но женщина сказала что-то укоризненное Элоис и ушла подальше от пьяного Гарри.

— Трепач! — воскликнул один лодочник, отсаживаясь от Гарри к стойке бара. — Он говорит, что убил свою красотку на пляже у Веселой Горы. Ты помнишь Гейл? — спросил Элоис постоялец. — Она здесь раньше часто бывала. Так вот, он говорит, что убил ее.

Гарри поплелся догонять не склонного к разговору с ним лодочника.

— Да, я это сделал, — подтвердил он, услышав последние слова лодочника.

Он не понимал, почему его честное признание не оценили по достоинству. Гарри попросил еще порцию выпивки, чтобы чокнуться с лодочником.

— Ни одной порции больше, пора тебе убираться отсюда или тебя вышвырнут.

Обиженный, Гарри решил, что его гонят потому, что не верят его словам, и снова стал пересказывать события, приведшие к смерти Гейл.

— Поймите, я говорю правду, е… правду. А как бы вы себя чувствовали, если бы убили приятеля, лучшего друга, вашего старинного друга, которого сильно любили?.. Не понимаете, о чем я… А-а-а, что с вами говорить!.. Как вы себя почувствуете, если сделали это случайно, просто чтобы проучить, преподать урок?!

Элоис с помощью лодочника попыталась его выпроводить.

— Я приготовил бутерброд для этого сукина сына, ублюдка Спринджера! — упирался Гарри, пытаясь их убедить в своей правдивости. — Это был его бутерброд! Черт возьми! Гейл же не ест рыбу. Она ненавидит рыбу! Я насыпал порошок в рыбу, понимаете? Для этого негодяя Спринджера! Он обожает рыбу… Гейл спала… постель… я надел рубашку… его не было… трахался, сука… проклятая рыба… в холодильнике…

Мужчина в недоумении переглянулся с барменшей. Они перестали выталкивать Гарри, давая ему возможность высказаться. Речь пьяного Гарри была несвязной, он проглатывал слова, путался, смех чередовался со всхлипами, то он почти кричал, то бормотал что-то совсем тихое, но он достаточно подробно излагал детали, и Гейл здесь знали, а слухи о смерти быстро разлетаются в маленьких провинциальных городах, где мало что случается неординарное.

Гарри вспомнил мертвое голое тело на берегу, скрючившуюся фигурку Гейл и разрыдался.

Тьерни много раз приходилось допрашивать людей, кто был молчалив, как каменное изваяние: горничных, растлителей, выдававших себя за «друзей» сбежавших подростков, всевозможных перекупщиков «живого товара», сутенеров и домовладельцев, предоставляющих убежище за «особую плату».

Когда приходилось действовать угрозой, когда силой, чаще — хитростью, собирая крупицы правды из потока общего трепа. Хорошо помогал резкий прямой удар в солнечное сплетение. Но Бобби старался не слишком часто прибегать к такому приему обработки особо неразговорчивых. Более продуктивным было найти причину страха и рычаги давления на молчуна.