Irene - Эфффект линзы

Я дернул на себя дверцу, замок хрустнул и открылся без ключа. Письмо. Тщательно заклеенное. «Кириллу».

Это уже интересно! Наверное, это смешно, но первой моей реакцией было понюхать место сгиба… Почему-то я был уверен, что почую знакомый аромат…

Нет. Конверт был вполне обычный. «Главное, чтобы без сибирской язвы», — где-то в отдалении съехидничало мое подсознание. Я одним движением разорвал его с левой стороны.

Мое состояние в тот момент можно назвать каким-то пространственным трансом. Я видел неровные линии вырезанных откуда-то букв, желтоватый лист бумаги, но ровным счетом ничего не понимал.

«Не лезь не в свое дело. Иначе с ней случится кое-что непоправимое».

Я замер, все еще вглядываясь в письмо, но, как ни старался, ничего не мог понять. Какого черта? Кто это? Что за «не свое…» Догадка, или, скорее, нечто похожее на нее мгновенно пробежало толпой мурашек по моей спине. Я раздраженно выдохнул. Если таким способом Спичка пытается отвадить меня от похода к Штырю, это очень плохая идея. Ибо так он только дико меня разозлил. И вот ведь скотина — не успел узнать о Вике, тут же приплел ее сюда! Нет уж, со мной такие шуточки не пройдут!

Удивительно, но в ту минуту яростного помутнения я даже не подумал, как Спичка, который честно пил со мной до шести утра, смог за несколько часов выспаться, найти конверт, повырезать все эти маленькие буковки и наклеить их относительно ровно, да еще и без единой ошибки. Я стиснул зубы, сунув ненавистную записку в карман, и уверенно двинул на улицу, надеясь найти Андрея быстро и разобраться с ним как можно более гуманно.

На пороге я притормозил, заправил за полы куртки шарф и в этот же миг, подняв взгляд, заметил, как, чудом удерживаясь на блестящей от тонкой ледовой корки дороге, к моему дому пробирается Лиля Рыбакова. Она старательно выбирала себе путь, видимо, уже осознав, что сегодняшнее утро — явно не звездный час для ее десятисантиметровых каблуков, и обнаружила меня, только почти подобравшись к подъезду.

— Ой…

— И тебе не хворать!

— Доброе утро! Я тут… вы извините, что я на выходных… Но у меня срочное сообщение для вас.

Оливково-серый взгляд Лили впечатлял своей серьезностью. А что, звучит действительно угрожающе. Одно срочное сообщение я сегодня уже получил…

— Какое?

Она молча протянула мне конверт. О, Господи… Я повертел его в руках, не решаясь открыть.

— Это от Вики. Она так просила, говорила — очень-очень важно. Пришлось идти к вам прямо сегодня, — ее отрывистая интонация вдруг напугала меня еще сильнее.

Чувствуя, как щеки покрываются легким румянцем, я раскрыл послание. Мне в руки первым выпал сложенный вчетверо тетрадный листок, на котором я с облегчением увидел знакомый почерк с аккуратным наклоном букв и скромными завитушками украшений.

«Привет.

Не хотела писать, но просто сегодня утром нашла вот это у себя в ящике. Очень странно, правда? Несмотря на то, что я почти ненавижу тебя, беспокоюсь сейчас совсем не о себе. Ведь, по сути, мне-то ничего не грозит — я уезжаю, и когда ты будешь читать это, мой поезд будет уже примерно за тысячу километров отсюда. Но я знаю, какой ты упертый, и поэтому прошу об одном: остановись. Хватит, Кирилл. Кто бы его ни убил, ничто не мешает ему выстрелить еще раз. От той правды, которую ты ищешь, наверное, никому уже не станет легче.

Вика».

Ощущая легкое головокружение от бесконечного количества информации, которую пытался переварить все еще не слишком отошедший от бессонной ночи мозг, я вытряхнул из конверта такое же письмецо, как достал из ящика пять минут назад.

«Вы оба не знаете, с кем связались. Девочка, тебе все еще дорога твоя голова?»

Итак, это не Спичка. Глупо было даже предполагать такое.

— Где Вика?

— Она уехала вчера вечером к бабушке в Беларусь, — Лиля водила носком ботинка по крошечному островку грязно-серого вчерашнего снега.

— Надолго?

Рыбакова молчала. Те несколько секунд ее молчания показались мне просто временной бездной, куда я упал и не слышал ничего, кроме собственного громогласного сердцебиения.

— Не знаю. Она была сама не своя, мы мало говорили. Точно не сказала. Думаю, до конца каникул… — она пожала плечами и вздохнула.

— А школа?

— Вика решит, что делать, после возвращения. Сейчас Алла Ивановна ее отпустила. По крайней мере, я так поняла. В общем, не знаю, что у вас там… но я никогда не видела ее такой нервной, как вчера… — Лиля подняла на меня грустный взгляд. — Ладно, я пойду уже. Извините за беспокойство, Кирилл Петрович.

Я хотел что-то ответить, но был слишком погружен в собственные мысли, так что только кивнул, продолжая разглядывать наклеенные в два ряда буковки. Что-то знакомое… это не газетный шрифт. Не журнал. Да что же это?..

Минуту спустя я вспомнил, что так и не поблагодарил Лилю за визит, но когда я вскинул голову, на залитой солнцем и сияющей льдом улице уже никого не было.

… Я завел руки за голову, с богемным видом развалившись на диване, и потягивал прямо из бутылочки минералку — мое тело медленно, но верно оживало.

Итак, убийца подал голос.

Значит, я на правильном пути.

А он знает о нашей истории.

И это означает, что кто-то докладывает ему обо всех перипетиях школьной жизни. При этом, скорее всего, написать письмо его вынудила моя близость к цели. Ну-ну. Я перебрал в уме нескольких возможных шпионов: Спичка, конечно, отпал сразу — он узнал о Вике только вчера ночью, когда письма уже были в ящиках. Остались Страхов и Метельский. Женька еще слишком маленький, да и вряд ли имел выход на Штыря лично. А вот Денис вполне мог испугаться моего допроса, или же — скорее всего — решил воспользоваться возможностью обменять услугу на свой долг. Ну что ж, так даже лучше. Это должно придать мне решимости, особенно теперь, когда до цели осталось каких-то несколько шагов, а Вика так далеко… Черт, Вика действительно чересчур далеко…

Почувствовав неприятное давление в груди, чтобы переключиться с томительно-печальных мыслей, я сел и раскрыл на коленях оба таинственных послания. Хм… Все же, эти письма оставляли несколько вопросов. Пожалуй, самый главный — почему именно так? В конвертах, чистенько… Не надпись на двери, не несколько бугаев в подворотне, а именно письма? Естественно, это вряд ли писал сам Штырь. Это писал тот, кто явно не желает, чтобы я к нему шел. Поэтому у этих писем вполне может оказаться положительный мотив. Возможно, кто-то просто пытается меня защитить.

Я прищурился, пристально изучая бумагу. При взгляде на нее меня все же охватывала тревога, и, если бы Вика осталась в городе, я бы ни за что не стал лезть к Штырю в гости. Но у меня, по сути, осталась одна-единственная ниточка, просто дар Ариадны, которая могла помочь распутать клубок этого страшного преступления. Я положил на алтарь правды столько усилий и времени, что при мысли сдаться теперь, не проверив и не попробовав, мой организм начинал отчаянно протестовать. Сейчас все складывалось наилучшим образом, не считая того, что мне придется придумывать, как подобраться к этому «бизнесмену» поближе, и при этом остаться живым и невредимым… Я зажмурился. Да, я пойду туда. Да, я это сделаю. Вика не права. От найденной истины легче станет, прежде всего, мне самому.