Ольга Арнольд - Агнесса среди волков

Мы оделись и вышли; на улице было холодно, дул сильный ветер. Я поежилась. Мы пошли к метро — только там можно было поймать машину, я не в силах была ехать домой на общественном транспорте.

— Не понимаю, кому было нужно все это подстраивать, — сказал он.

— Очевидно, Миле, кому же еще?

— Но зачем? Ведь она прекрасно знала, что у нас с ней нет будущего, я ее честно обо всем предупредил. Кстати, все началось по ее инициативе… И когда мы с ней расстались, она вроде бы приняла это как должное. Не понимаю, зачем ей нужна была эта инсценировка.

— Может быть, она надеялась выиграть — если бы Алла тебя бросила, не все ли равно было бы тебе с кем?

— Только не с ней.

— Это знаешь ты, знаю я, но она судит обо всем со своей колокольни, весьма примитивной, надо сказать. А вообще раньше вкус у тебя был лучше.

— Конечно, теперь ты можешь пинать меня ниже пояса, сестричка. Неблагородно с твоей стороны.

— Или она хотела тебе отомстить, что ей удалось почти в полной мере.

— Рискуя всем?

— А чем она рисковала? Твоим добрым расположением? Нужно ей оно, если ты на ней не женишься! Карьерой? Секретарь-референт — тоже мне карьера! Такие деньги она может получать и в любом другом месте.

— Ты не любишь ее, поэтому к ней несправедлива. Мне кажется, это какая-то ее недоброжелательница. Алла утверждает, что голос по телефону был совершенно незнакомый, пронзительный, с налетом провинциальности.

— Это не могла быть Мила, слегка изменившая свой голос?

— Нет. Ты же знаешь, у Аллы абсолютный слух, она бы ее все равно вычислила.

Мы помолчали. Абсолютный слух — еще одно достоинство, с которым трудно смириться.

— Почему она сняла квартиру на Грайвороновской? Кто знал, что в соседнем доме живет ваша родственница?

— Агнесса, не надо строить из себя Шерлока Холмса. Это наверняка простое совпадение. Во всяком случае, откуда могла об этом знать Мила? В понедельник я с ней серьезно поговорю, припру ее к стенке. Мне надо выяснить, что же произошло на самом деле и кто мог проведать о моем визите.

Я молчала. О наивные мужчины! Юра не верит, что его любовница, женщина, которая ему нравилась, могла его так подставить. Через день она уговорит его, что она такая же невинная жертва злодейского заговора, как и он сам.

Простое совпадение? Хотя, может быть, и так. Что бы сделала обыкновенная русская женщина и жена на Аллином месте? Тотчас бы помчалась по указанному адресу, ворвалась бы в квартиру, застала бы неверного супруга с дамой на месте преступления и устроила бы скандал. Я, кстати, поступила бы точно так же, только устроила бы не скандал, а спектакль и наслаждалась бы каждым мгновением этого действа. Надо знать Аллу и ее высокие идеалы, чтобы понять, что она на это не способна. Она мучилась час, прежде чем решиться только на то, чтобы пройти мимо названного ей дома… А вот то, что Юра с Милой как раз в это время вышли, действительно простое совпадение. Может быть, я слишком усложняю ситуацию? Но то, что Мила виновна, для меня было бесспорно.

Незаметно для нас самих мы дошли до метро, еще минут десять ушло на то, чтобы поймать машину. Наконец Юра остановил какого-то древнего «жигуленка», договорился с водителем и усадил меня в теплый салон, нежно поцеловав на прощание.

Неразговорчивый водитель — я была благодарна ему за молчание — доставил меня прямо к подъезду. Лифт работал, и через минуту я уже была у двери своей квартиры. Мое внимание привлек цветной шнурок, привязанный к ручке; на нем висела записка:

«Агнесса, как только придете, позвоните, пожалуйста, в 88-ю квартиру. Это очень важно.

Галина».

Я посмотрела на часы — было пять минут второго. Важные сообщения могут и должны подождать до завтра, то есть уже до сегодня. Я чувствовала себя так, как будто была на ногах несколько суток подряд. У меня оставалось только одно желание — провалиться в сон и забыть обо всем на свете… хотя бы часиков на двенадцать.

Но двенадцать часов подряд мне проспать так и не удалось. Меня разбудил звонок в дверь. Сначала я решила не реагировать, но кто-то настойчиво продолжал трезвонить, и я, накинув халат, пошла к двери. В глазок я увидела голову моей соседки Гали. Пришлось отворить; на пороге стояли Галя с двумя своими сыновьями, Митей и Васей. Лицо у нее было расстроенное.

Впрочем, Галя часто бывала расстроенной, и виной тому были ее отпрыски, самые хулиганистые мальчишки из всех, с кем я была знакома начиная со школьных времен. Они и сейчас стояли рядом с ней, с притворно скромным видом опустив головы, но в глазах у них играли бесенята; у старшего, Мити, была разбита губа.

Что бы ни случилось в нашем подъезде: горели ли кнопки в лифте, пропадала ли у какой-нибудь старушки хранившаяся на лестничной площадке картошка, выскакивали ли вдруг из почтового ящика белые мышки — всегда все шли к Галине, и она первым делом извинялась, даже не спрашивая, что на этот раз совершили ее сорванцы. Она соглашалась возместить любой ущерб и умоляла соседей только об одном — не заявлять в милицию. Мальчишки ее вели себя как беспризорники, хотя Галя из сил выбивалась, чтобы держать их в руках. За ними водились и более серьезные грехи: так, подозревали, что именно они подожгли у нас под окнами случайно забредший во двор бульдозер. Единственным человеком, которого они если не боялись, то хотя бы уважали, был их отец, но он был летчиком и летал где-то далеко в Сибири, а в Москву залетал не чаще двух раз в год — видно, этих кратких визитов ему вполне хватало для общения со своей буйной семейкой.

Увидев, что вид у меня совершенно заспанный, Галя тут же по привычке принялась извиняться:

— Ой, Агнесса, извините, пожалуйста, я думала, что вы уже встали…

— Ничего страшного, я уже проснулась, — благородно солгала я.

— Я никогда бы не стала вас беспокоить так рано, но мои сорванцы опять напроказили…

Я вспомнила про вчерашнюю записку и удивилась про себя: почтовый ящику меня не сгорел, руки я вчера не испачкала ни в лифте, ни об ручку двери… Что еще они там натворили?

Галя подтолкнула локтем старшего:

— Хватит шмыгать носом, давай рассказывай!

Митя шмыгал носом вовсе не потому, что его душили слезы раскаяния, нет, просто нос пострадал в той же схватке с неизвестным мне противником, что и губа. Довольно-таки гнусавым фальцетом он принялся за свой рассказ:

— Мы вчера часов в восемь с Васей возвращались домой, вот… У вас на двери висела на ручке перевязанная ленточкой коробочка. — Он показал рукой на привязанный к ручке шнурок. — Ну вот… Такая красивая коробочка, квадратная, маме недавно как раз такой набор шампуней на день рождения подарили… И еще за ленточку были засунуты цветы.