Ольга Арнольд - Агнесса среди волков

— Какие цветы? — Я ничего не понимала.

— Ну они немного похожи на ромашки, с белыми лепестками такие…

— Голанские хлизантемы, — вмешался младший, с гордым видом выговаривая это сложное название.

— Так где же это все?

Галя покраснела до корней волос, а Митя, нимало не смутившись, продолжал:

— Мы решили посмотреть, что там. Честное слово, мы взяли только посмотреть, мы бы потом вернули…

Из дальнейшего его рассказа, прерываемого постоянным шмыганьем и восклицаниями Гали типа «Как вам не стыдно!» и «Вы же знаете, что брать чужое нехорошо!», выяснилось, что мальчишки не решились вскрыть мой презент на лестничной площадке, куда в любой момент могли выглянуть соседи или мама. Тем более они не могли отнести коробочку домой. Тогда они схватили добычу и направились с ней в дальний конец двора, туда, где после недавно завершенной стройки валялись кучи мусора и неубранной земли. Насколько я знала, это было любимое место всех мальчишек нашего микрорайона; оттуда они возвращались к мамашам, все перепачканные, нередко с поцарапанными забытой строителями арматурой руками и ногами, но страшно довольные.

Но спокойно вскрыть коробочку им не удалось и там — как только они принялись за дело и развязали ленточку, появилась ватага мальчишек из девятого дома. Этот дом служил когда-то общежитием для метростроевцев, и до сих пор люди жили там в коммуналках, по нескольку семей в малогабаритных, тесных квартирках. Его обитатели пылали прямо-таки классической, по Марксу, Энгельсу и Ленину, классовой ненавистью к жильцам из более благополучных и благоустроенных домов. Так вот, на пустыре откуда ни возьмись материализовалась пятерка малолетних хулиганов из метростроевского дома, ведомых всем нам хорошо известным конопатым Гошей, которого от тюремной решетки спасало только малолетство. Сразу же началась неравная схватка, и в пылу ее коробочка переходила из рук в руки, покуда Митя, изнемогавший от наседавшего на него противника, не решил, что лучше она не достанется никому, и не забросил ее в глубокую канаву, оставленную после себя строителями. И тут…

— И тут она как рванет! — В голосе Мити слышалось восхищение.

Младший добавил:

— Трах-тарарах — и в клочья!

Я казалась себе совершенно спокойной, но почувствовала, как на спине рубашка прилипла к голому телу — меня прошиб холодный пот.

— То есть как это взорвалась? Как хлопушка?

— Не, как настоящая бомба! Земля так и полетела во все стороны!

Оказывается, именно благодаря этому обстоятельству Галя и узнала о происшествии — мальчишки пришли домой перемазанные с ног до головы и к тому же порядком перепуганные: на допросе, который тут же учинила им обозленная мать, Митя молчал, как советский разведчик в лапах гестапо, зато семилетний Вася не выдержал и раскололся.

— Хоть кусочек от этой коробки остался? — Я пыталась говорить ровным голосом, как будто случилось нечто совершенно обыденное.

— Не-а, ничего не осталось, зато воронка — класс!

— Галя, не волнуйтесь так, ничего не случилось, просто кто-то решил надо мной подшутить. А вы, сорванцы, слушайте: я не надеру вам уши, хотя стоило бы, и даже мама ваша с этим согласится, если вы покажете мне, где все это произошло.

Мальчишки тут же предложили мне свои услуги: они явно не ожидали, что так легко отделаются, а, впрочем, по большому счету это им было все равно. Я вернулась к себе и на скорую руку оделась, сунула несколько шпилек в свою нечесаную гриву, и мы с мальчишками отправились на место взрыва. Идти было совсем недалеко, и через три минуты мы уже были на пустыре.

Увы, это была уже далеко не та захламленная строительным мусором и перекопанная площадка, к которой мы привыкли. Несмотря на субботнее утро, тут кипела жизнь. Распоряжались здесь рабочие в ярких оранжевых жилетах, трезвые как стеклышко: никаких канав и ям не осталось и в помине, и часть площадки была уже заасфальтирована. Зазевавшись, мы с сорванцами чуть не попали под поезд-асфальтоукладчик, и нам досталось от водителя; впрочем, на этот раз я не обратила никакого внимания на густой солдатский мат, а Митя с Васей лишь присвистнули от восхищения.

Мне нравится, что дороги в Москве стали походить на дороги, а не на полосу препятствий. Когда мой «Москвич-бенц» на ходу, то я очень хорошо чувствую разницу между московскими мостовыми и загородными «автострадами», так похожими на проселочные грунтовки. Например, когда ты по ямам и колдобинам выбираешься из какого-нибудь Одинцова и наконец доезжаешь до реконструированной и залитой светом кольцевой, то в благостном настроении благодаришь Бога и нашего мэра. Но это уж слишком — работать в субботу, и так быстро! У Лужкова какая-то патологическая страсть к дорожным работам! Нечего и говорить, что от взорвавшейся коробки не осталось и следа.

Разочарованная, я вернулась домой одна — мальчишки куда-то убежали. Конечно, Галя постарается забыть об этом взрыве, тем более что я еще раз попытаюсь ее успокоить, подтвержу, что речь шла о розыгрыше, что в коробке была всего лишь хлопушка и что невинная шалость ее сыновей избавила меня от неприятного опыта. У Гали и так полно забот, а милиции она боится больше всего на свете.

Милиция… А могу ли я вообще обращаться в милицию? Что я им скажу: что меня преследовали неизвестные личности, шли за мной по пятам, что по телефону мне угрожали, а вчера вечером к ручке моей квартиры подвесили бомбу в нарядной упаковке, и она взорвалась… Если бы они мне даже и поверили — а все это слишком похоже на бред, мне самой трудно было бы в это поверить, если бы это случилось с кем-нибудь другим, — то где свидетели, где доказательства? Адская машинка — что это: настоящая бомба или всего лишь дефектный образец китайской пиротехники? В любом случае для милиции гораздо проще будет свести все к фантазиям неуравновешенной особы, чем иметь на руках нераскрытый террористический акт, связываться с ФСК…

Что такое наша милиция, я знаю очень хорошо. Около года назад в нашем универсаме у меня из сумочки украли кошелек, в котором почти не было денег, зато был паспорт. Ну и намучилась же я, пока его восстанавливала! Началось с того, что никто у меня не желал принимать заявление о краже кошелька и документов: дежурный заявил, что это не его дело, об этом надо говорить с моим участковым, и «приходите в пятницу». В пятницу я действительно застала моего участкового, но он сообщил, что принимать меры по этому поводу должен не он, а тот участковый, в ведении которого находится универсам, а он сейчас на опорном пункте. Я ринулась на опорный пункт, но уже на выходе молоденький дежурный крикнул мне вслед:

— Вы ищете Васильева? Вот он!

Я вцепилась в сержанта Васильева, но даже моя хватка не помогла: он послал меня к участковому по месту жительства. Тогда я направилась к начальству; его не было, и я устроилась ждать на лестнице, закурив от злости. Тут же ко мне подошли двое парней с интеллигентными лицами, разительно отличавшимися от физиономий тех, с кем я до этого имела дело, и поинтересовались, что делает такая симпатичная девушка в таком неподходящем для нее месте. У меня рефлекс: как бы я ни была расстроена, как только на меня обращают внимание мужчины, я не могу удержаться от кокетства. Со смехом я объяснила, в какую идиотскую ситуацию попала. Мне повезло: ребята оказались оперативниками, это были начальник угрозыска и один из его подчиненных. Мне даже повезло гораздо больше, чем я решила в момент знакомства: у оперов был праздник — День угрозыска, они все были в прекрасном настроении, и поэтому им захотелось сделать доброе дело. Начальник, черноволосый красавец с серебристыми висками, необыкновенно похожий на героя полицейского боевика, быстро сварганил нужную мне справку, популярно объяснив при этом, что я неправильно себя вела: по факту кражи надо заводить уголовное дело, значит, еще один висяк, мне же нужно было заявлять о потере — раз посеяла, значит, сама раззява, к милиции никаких претензий. Я получила свою справку, ребята отправились праздновать, и на прощание начальник дал мне свой телефон и предложил в случае чего звонить ему. Может быть, сегодня именно такой случай?