Эрика Адамс - Плененная [СИ] [litres]

— Я бы ни за что так не поступила по своей воле. Я любила тебя, Инсар…

— Любила, — эхом отозвался Инсар, — любила… А я до сих пор люблю. С самого первого момента, когда увидел тебя. Любил ту взбалмошную, смешливую девчонку. Любил капризную девушку. Любил жестокую красавицу, бросившую меня подыхать. И ту, что якобы отравила меня, тоже люблю. Я готов умереть, но только от твоей руки. И люблю тебя так, что готов убить. Лишь бы не мучиться оттого, что сжирает меня.

— Инсар…

Слов больше не осталось, как и сил терпеть эту бессмысленную муку. Я шагнула вперёд, обвивая его руками и приникая всем телом, чувствуя, как мгновенно его руки обхватывают меня и вжимают в своё тело. Так сильно, что становится трудно дышать. От его крепких объятий становится больно и в то же время мне ни за что не разомкнуть пальцев рук, сцепленных за его спиной. Моих губ, щёк, глаз, шеи касаются его губы, жадные, горячие и желанные. Как сладко пить из них любовь и сталкиваться с ними вновь и вновь…

— Я безмерно счастлив за вас, любовнички! — раздаётся насмешливый, чуть раздражённый голос Ризвана.

— Вы мальца своего собираетесь спасать или как? Он ещё в лапах «чистильщиков», — продолжает Ризван.

Инсар в последний раз обжигает кожу шеи поцелуем и смотрит на Ризвана.

— Теперь передо мной стоит не только этот вопрос, друг…

— Успокойся, Инсар. Я не стану врать. Красотка хороша, и я был бы не прочь связать свою жизнь с ней. Но… Если бы я сходил с ума по ней хоть вполовину так же, как и ты, я бы давно нашёл способ сделать её своей. Даже если бы для этого мне пришлось подвергнуть её внушению… Это ты у нас святоша — будешь корчиться в любовных муках и не позволишь себе приблизиться. Она хороша, но это пройдёт. У меня пройдёт. У тебя — нет, бери её и мучайся всю оставшуюся жизнь.

— Теперь — ни за что, — отвечает Инсар, вглядываясь в меня своими невероятными глазами, — теперь, зная правду, я готов перевернуть весь мир, зажав его в кулаке…

— И про узкоглазого не стоит забывать, — нехотя продолжает Ризван, — полосатый щенок мне нравится.

— Может, прекратите обжиматься, а? Раздражаете неимоверно! Кто соображать будет? Я один? — бурчит Ризван.

Инсар держит меня на коленях, прижимая рукой к своему телу, и то и дело касается волос, зарываясь в них носом.

— Заткнись. Моя голова сейчас соображает так ясно, как никогда прежде, — усмехается Инсар.

— Могу себе представить… В последнее время ты не мог похвастаться благоразумием. Может быть, хотя бы сейчас на месте нервной развалины появится старый друг?

— Он всегда такой болтливый? — спрашиваю я.

— Золотая, он в несколько раз болтливее той девчонки, которую я увидел на невольничьем рынке больше десяти лет назад.

Я накрываю пальцами руку Инсара, не веря в то, что прошло так много лет с первого момента нашей встречи. Столько всего уместилось в них!.. И как мало было светлых моментов, не омрачённых тревогой или тенью опасности.

Инсар ещё раз выслушивает всё и отрицательно машет головой на предложение Ризвана обратиться к Верховному:

— Нет, только не к папаше. Он больше переживает за золочёное кресло под задницей и имя семьи, чем за судьбу непутёвого сына. Скорее всего, ты прав, Ризван. Это всё паутины ткачих.

— Нельзя допускать этих мразей к управлению городом. Я и представить себе не могу, что они ещё могут наплести.

— Не думаю, что это всё дело рук одной ткачихи. Слишком много всего и так сложно… У неё есть помощники и сообщники. Среди «чистильщиков». И судя по тому, что задействованы были не один и не два… К тому же когда Верховный отдавал приказ найти виновную. «чистильщики» отчитывались, что шныряют по норам…

— Никого не было в норах, — перебиваю я и показываю рукой на Ризвана, — кроме него, сунувшегося за мной сразу же.

— Красотка оказала мне горячий приём, — поддакивает Ризван, — что ни говори, а мы нашли… хм… общий язык.

— Хватит трепаться языком. Нужно навестить одну нашу общую знакомую, — говорит Инсар.

— Что ты собираешься делать?

— Ты как-то упрекнул меня в излишнем рвении при обучении цитадели «бездушных»? Мне кажется, сейчас самое время применить парочку приёмов на «паучихе». Навязанная Верховным невеста в последнее время невероятно скромна и тиха, как никогда прежде. Появляется на глаза лишь изредка и якобы смиренно дожидается церемонии… Наведаемся к ней в гости.

— Взять кого-нибудь ещё? — подбирается Ризван.

— Нет. Сделаем всё тихо и быстро. Без лишнего шума. Просто раздавим этот клубок ядовитых змей. А ты, золотая…

— Нет. Даже не думай, что я отсижусь где-нибудь в уголку. Ты и понятия не имеешь, через что я прошла за все эти годы. И не вздумай лишать меня удовольствия смотреть, как будут корчиться в агонии виновные в наших бедах.

Инсар собирается что-то возразить, но в итоге согласно кивает. Когда мы выходим на улицы Амджада в ранний час, на горизонте разгорается пламя рассвета, окрашивающее небо яркими, насыщенными красками. Не те едва заметные, бледные мазки лучами, которые виделись мне в последнее время, но победоносное шествие солнца. Я замираю на мгновение, любуясь разливающимся золотом по небосклону, и молю о том, чтобы и наши жизни осветились так же ясно.

— Тебе пора уходить.

— Ещё немного, господин…

— Прочь.

Айяра сжалась от грозных интонаций в голосе. Иногда ей хотелось распознать эмоции, прячущиеся глубоко под спокойной оболочкой. Но чаще всего прорезывался холод стали. Именно это и привлекало, заставляло бурлить кровь. Убеждённая в собственной неотразимости, она верила, что однажды Художник Паутины отзовётся на её ласку… теплом?

Хотелось прильнуть к бледной коже, прячущейся под чернильными разводами, обвести губами множественные зарубки и сосчитать языком, сколько их на всём теле. Но ослушаться — вызвать гнев. Потому она кротко кивнула и встала с кровати. Айяра перебросила копну волос за плечи и принялась собирать свои вещи, разбросанные на полу. В дверь постучали. Перестук был не просто просьбой впустить того, кто стоял по ту сторону, но набором сигналов, означающих что-то. Айяра ещё не овладела в совершенстве искусством подобного разговора, но смогла различить в дроби предупреждение.

— Пошевеливайся.

Подстёгнутая окриком, Айяра торопливо надела на себя платье и подвязала широкий пояс, осторожно взглянула в сторону Армата, натягивающего свои сапоги и осмелилась приблизиться. Армат выпрямился во весь свой рост, возвышаясь над ней гибельной тенью. Всё тело, от макушки до пят, пронизал тот же трепет, испытанный, когда её впервые привели к Художнику.

— Что-то случилось?

— Возможно. Не время трепаться. Возвращайся к себе и жди указаний.