Галина Чередий - Крылья мглы [СИ]

Хард, не перебивая, слушал мой рассказ о внезапном изменении расписания Одаривания, абсолютно отличном от того, о котором сообщал наш агент, о том, как Верховный гад свалился неожиданно на голову с проверками, способными выявить мое присутствие среди кадетов, о моих действиях по избеганию этого, и о том, что все же пришлось свернуться, потому как в продолжении операции я не видел смысла. Естественно, обо всех своих идиотских спонтанных и не очень действиях в отношении Войт умолчал. Вряд ли Хард одобрит то, что я не смог сдержаться от прямых провокаций и отваживания соперника, что поставило, собственно, крест на столь давно изыскиваемой попытке глубокого внедрения. Оправданий с точки зрения общих интересов мне не было, но, черт возьми. Я был не только солдатом, но и самцом, на избранницу которого нагло посягнул утырок, пользующийся своим положением командира. Кто бы стерпел на моем месте? Я и так держался сколько мог, хотя ящер бесновался и требовал изничтожить соперника на месте, едва ощутив отзвук его запаха, смешанного с ароматом Летти.

Хард все еще молчал, когда я закончил, и стоял передо мной, опустив голову, упавшие на лицо длинные черные пряди скрывали его реакцию от меня, но вот пах он явно раздражением.

— Ладно, с тем, что твой уход из цитадели был неизбежным, я готов согласиться, — процедил он все еще не поднимая головы, словно и смотреть на меня не желал. — Но вот чего я не понимаю, это почему, организовав все эти беспорядки и улетая оттуда, ты прихватил с собой какую-то девку, а не Верховного? Неужели я настолько ошибался в тебе? Похоть и интересы твоего члена оказались для тебя дороже, чем шанс вытряхнуть из главного врага все нужные нам знания разом? Ты променял возможность собственного достойного будущего как настоящего представителя своего вида на удовольствие сиюминутного траха?

— Ты не станешь так говорить о том, что между мной и ею, — рык рванулся из моей глотки совершенно неосознанно, и я оскалился.

— Вот, значит, как? — вскинулся Хард, и в его черных глазах было море презрения. — Что с твоими мозгами? Она человек. Одна из той мерзкой породы, кто и сотворил весь тот бардак вокруг и, скорее всего, убил наших близких. Они враги. Она — враг. Спать с врагом из необходимости — это одно, но опуститься до того, чтобы променять истинное грядущее на теплую дырку — мерзко.

— Не. Смей, — шагнул я ближе, впервые угрожая тому, кому жизнью обязан. — Я сам разберусь в этом. А на похищение Верховного я не стал заморачиваться, потому что теперь уверен: никто в Драконьем корпусе понятия не имеет, где Краеугольный камень, и у них в наличии лишь его жалкие обломки. Этот набор якобы кадетов был попыткой трансформировать выживших людей в ищеек, что нашли бы его для ликторов. И теперь мы можем просто опередить их.

Проснулась я как от сильного толчка в плечо или от крика прямо в ухо, отзвук которого еще метался в гудящей черепушке, пока лупала глазами, соображая, где нахожусь. Такое чувство, что кто-то проорал мое имя… причем голосом Лукаса, и от этого меня всю передернуло, как от сильного сквозняка и жутко некомфортного тянущего ощущения внутри, что было неизменным спутником любого намека о воспоминании о нем. На лежанке из мехов я была одна, и в комнате Мак-Грегора не наблюдалось. Глянув вниз через люк с лестницей тоже нигде его не увидела. Выползла из теплого кокона, поеживаясь от перепада температуры, пусть было тут тепло, и, морщась от давно забытой приятно-саднящей боли между ног и даже в глубине тела. Да уж, кое-кто природой не обижен — и размерами, и выносливостью, да и чутье на удовольствие партнерши у этого виверна… прямо-таки звериное. Рвано вздохнув от дразнящей волны слишком реалистичных воспоминаний о постельной эквилибристике этой ночи, прошедшейся нервной щекоткой от макушки до пяток, сунула голову в окошко наружу, где все было окрашено в невзрачно-серые тона и только уголок неба зарозовел. Естественно, никакого Киана там не обнаружила. А если он решил, что получил от меня достаточно, и уфигачил в дальние дали, кинув тут посреди незнамо чего? Паника была секундной, но больше всего в ней мне не понравилось то, что я вдруг испугалась не только и не столько остаться одна в абсолютно неизвестной обстановке, а… остаться без него.

— Да что за на хрен? — прорычала, злясь на себя за эту дурость. Откуда это дерьмо пессимистично-сентиментальное? Резко захотелось смыть с себя запах и последствия секса, будто это способно вернуть мне здравомыслие и нормальные мои инстинкты, говорящие, что и намек на привязанность — плохо, а полагаться на кого-то — вообще самоубийственно. Я же намеревалась как-то освоиться и выживать тут сама, так имеет ли значение, свалил хитрый виверн или нет? Сама-то я это как раз собиралась сделать в любой подходящий момент.

Успокоив себя такими размышлениями, я спустилась… и таки проверила наличие мерцающего осколка в рюкзаке Мак-Грегора, прежде чем фыркнуть презрительно на саму себя и пойти в подвальную купальню. Но через пару шагов развернулась, прихватила торбу с булыжником и только тогда спустилась под пол.

Я успела неторопливо и обстоятельно отмыться, собрала и аккуратно сложила свои шмотки и штаны Киана, отмечая, что умотал-то он голышом, и даже белье свое постирала, и как раз размышляла над тем, где бы его скромненько развесить, чтобы не сушить опять на себе, когда почувствовала проходящий прямо по костям и нервам отзвук вивернячего обращения, и спустя пару моих вдохов хлопнула дверь и послышались гулкие шаги. Коварно притаившись, я покосилась на рюкзак с артефактом, пытаясь определить по направлению звука, куда же первым делом пойдет мой любовник. Судя по всему, он, не притормаживая, рванул к лестнице, а не проверять сохранность своей ворованной у ликторов прелести, и всего через пару секунд раздался его встревоженный вопль:

— Войт. Где ты?

Я уже открыла рот, чтобы сдаться, но этого не понадобилось, потому что Мак-Грегор спрыгнул вниз и пошел на меня с достаточно устрашающим видом.

— Да вон, в углу твоя каменюка, — усмехнулась я, указывая, чуть попятившись и напрягшись. Уж больно каким-то заведенным и агрессивным выглядел Киан.

Он и не подумал и покоситься в сторону волшебного булыжника, словно и вовсе меня не слышал, а налетел, притиснул к деревянной стене спиной и неожиданно стал тереться носом и щекой о мою шею, ключицу, плечо, оглаживая ладонями бока так быстро, как если бы боялся не успеть, постанывая и порыкивая слишком уж не по-человечески, и все его тело изгибалось, шло волной, вжимаясь и нахально демонстрируя феноменально быстрое наступление его полного возбуждения. И мое собственное тело ответило на этот требовательный самцовый призыв мгновенно и однозначно, увлажняясь и расслабляясь, заходясь тягучими приглашающими спазмами в лоне.