Галина Чередий - Оригинал

Повернувшись, я пошла к выходу из спальни, но Грегордиан стремительно настиг меня, буквально врезавшись в спину, и развернул так резко, что в голове поплыло. Грубо сграбастав волосы на затылке, он бесцеремонно дернул, вынуждая запрокинуть голову, и прикусил мою губу, карая за дерзость и вызывая болезненный всхлип.

— Ты сама и твоя жизнь принадлежите мне, Эдна, ты ведь еще помнишь это? — сдавленно рыкнул он. — У тебя нет права умереть без моего разрешения!

Конечно, я бы предпочла услышать нечто возвышенно-нежное… Хотя нет, кому я лгу? Ничего такого не мог бы сказать мой деспот. Именно эти протиснутые сквозь сжатые зубы бесцеремонные слова и есть его аналог трепетно-сопливого «ты дорога мне», «боюсь потерять тебя» и-и-и-и-и… может, и «люблю». Это ревело и рвалось наружу из-за тончайшей ртутно-серой пелены гнева в его глазах, просачивалось в мою кожу через грубый, собственнический захват.

— Я помню, что принадлежу тебе всецело, Грегордиан. Помню и признаю. Но и ты не смей об этом забывать. Как и о том, что и ты мне принадлежишь без остатка! — я задержалась на пару мгновений, давая время деспоту отвергнуть мое наглое заявление.

Ответа не последовало, но и отсутствие отрицания в нашем случае разве не самый красноречивый ответ? Потянув волосы из его хватки, я отвернулась и пошла из спальни, хотя на самом деле в голове, как заевшая пластинка, крутилось видение того, как я запрыгиваю на Грегордиана, вцепляюсь руками и ногами, целую дико и отчаянно, кричу, если уж не словами, то языком тела, кто и что он для меня. Но тогда это будет похоже на прощание, а я не собираюсь прощаться. Я с этим мужчиной НАВСЕГДА!

Ерин, все такой же бледный и безжизненный, лежал, вытянувшись в струнку на одеяле, которое я заботливо расстелила, собственноручно расправив каждую мельчайшую складочку. Естественно, я понимаю, что парню плевать сейчас, где он и на чем, но мне-то нет! К тому же эта мелкая суета вроде как помогала сконцентрироваться. Готовиться заранее к тому, что тебе будет больно… на самом деле, такого опыта у меня не было. В мире Младших самое страшное, к чему можно было готовиться заранее — это анализ крови из пальца или из вены. Из пальца, кстати, больнее. Но разве это хоть близко сравнится с тем, что мне предстоит? Здесь же все болезненные моменты случались как-то без предупреждения, так что и ни о какой подготовке речь не шла.

Я посмотрела на мужчин. Грегордиан сидел у изголовья Ерина и пристально смотрел в его осунувшееся лицо, и мне так кажется, что он все надеялся, что что-то изменится в любую сторону само собой и задуманное нами станет ненужным. Алево же с какой-то маниакальной тщательностью укладывал крылья сына, расправляя и разглаживая каждое голубое перо, и я прекрасно могла понять, что за всеми этими вроде бесполезными движениями он прячется, как за щитом, от того, чтобы не взвыть в голос от предчувствия возможной потери.

— Давайте уже начнем! — попросила я, потому что затягивать только хуже.

И, как будто услышав меня, Ерин решил ускорить нас, вдруг захрипев и забившись в конвульсиях. Крылья хлестали как плети по всему, до чего дотягивались, и мне ощутимо досталось по скуле, прежде чем Грегордиан отдернул меня подальше.

— Алево, нужна ванна со льдом! — отдал приказ Грегордиан и обхватил мою голову, чуть сдавив виски. — Эдна, ты готова?

Не препираясь и не переспрашивая, асраи сотворил из воздуха белоснежную ванну на довольно высоких гнутых ножках, наполненную ледяным крошевом почти до краев, а я пока старательно воссоздавала в голове все мельчайшие подробности моей квартиры, включая запахи и звуки, просачивающиеся сквозь стены и окна. Грегордиан подхватил меня на руки и без всякого предупреждения погрузил в ванну, и от шока я даже закричать не могла — легкие будто в трубочку свернулись от мгновенно окружившего со всех сторон холода.

— Эдна, сосредоточься! — хлестнул меня снова приказом Грегордиан. Мне захотелось заорать на него в ответ, но злость странным образом позволила собраться, и я направила все внимание на поддержание иллюзии в своей голове.

— Готова! — сквозь зубы процедила я.

— Алево, клади сына сюда же! — руководил Грегордиан, склоняясь над ванной и устраивая одну ладонь у меня под шеей, а вторую как раз напротив сердца.

Асраи уложил парнишку так, что его голова расположилась как раз между моих грудей, едва выступая над водой, и я для верности обхватила его ногами, чтобы, не дай Бог, не сполз.

— Руку Ерину на голову, Эдна, — последовало указание. — Алево, как только Эдна передаст дар Богини твоему сыну, ты должен сразу же вытащить копье.

Алево склонился над ванной с другой стороны и молча, стиснув зубы, кивнул и изготовился. Я же уже была готова умолять сделать все побыстрее, потому что реально переставала чувствовать тело. У меня уже и зубы не стучали, и не трясло — казалось, организм смирился с перспективой замерзнуть насмерть.

— Начали! Эдна?! — я закрыла глаза и перенеслась домой, представив себя посреди гостиной, и кивнула.

— Делюсь с тобой, Эдна, благословенным даром Богини добровольно! — загрохотал голос Грегордиана. — Прими его, измени и передай!

И в следующее мгновенье все началось. Как, впрочем, почти сразу и закончилось. Мне эта передача представлялась неким процессом, которым я смогу хоть как-то управлять. Но попробуйте-ка управлять ударившей в вас молнией! Голубой ослепительный шар влетел в мое воображаемое окно, разнося его вдребезги, неуловимым росчерком промчался, облетая мою гостиную, поджигая и разрушая все на своем пути, и, неожиданно сменив направление, с размаху врезался мне в центр груди. Все, что я осознавала в те длившиеся вечность секунды — как же это невыносимо больно гореть заживо. И мне очень бы хотелось придать всему пафоса, сказав, что я не теряла контроль и все время помнила, почему на это пошла. Вранье! Я прокляла свою глупость моментально, и единственное, что удалось отыскать в разуме, наполненном непроходимыми дебрями страдания, это воспоминание, что я должна отдать как-то этот жрущий меня огонь и тогда станет легче. И стала толкать его из себя со всем остервенением и дикостью, что во мне нашлась. И спустя еще бесконечность первым делом осознала, что ору, да так, как никогда в жизни, а следующим — поняла, что кричу не только я. Ерин точно так же надсаживал горло в рвущем в клочья душу и легкие нечеловеческом вопле. Вот только мне он почему-то показался торжествующим криком новорожденного. Наверное, у меня действительно сварился мозг, но я внутренне улыбнулась этой мысли, а еще тому, как стремительно боль сходила на нет. Все тело еще продолжало полыхать, в черепной коробке, кажется, вообще теперь доменная печь, но это — ничто по сравнению с тем, что было в первый момент. И тут Грегордиан взял и притопил меня в ванной с головой. Я ему обязательно это припомню. Как только приду в себя.