Автор неизвестен - Картезианский развратник

Не сомневаясь, что меня также будут искать и, заметив свет, выбивающийся из-под двери моей комнаты, не упустят случая проверить, у себя ли я, я отдернула портьеру, закрывавшую замочную скважину, и, услышав чьи-то шаги, опустилась на колени перед распятием. Это возымело тот эффект, на который я и рассчитывала: всем стало понятно, что даже общее веселье не способно отвлечь меня от моих обычных молитв. Этим я снискала себе новое уважение, не побоюсь сказать, даже некую разновидность поклонения. Наконец, приведя себя в порядок после любовных баталий, дабы на мой счет не возникло ни малейших подозрений, я присоединилась к компании и притворилась, что готова к развлечениям, самые сладостные из которых уже получила.

С тех пор как я придумала поженить моих мать и любовника, я старательно устраивала все так, чтобы мы могли с ним как можно больше видеться, и старалась предупредить все неожиданности, когда мы бывали вместе. Я удвоила свою набожность и требовала, чтобы во время моих молитв меня ни в коем случае не беспокоили. Я приучила домашних не стучать ко мне в дверь, если в ней не было ключа. Верлан, со своей стороны, приучил мою мать не требовать от него неотлучного нахождения возле нее. Он изобретал для себя всевозможные дела и ускользал ко мне в комнату. Таково было наше счастье — дитя принуждения и тайны, и даже спустя год нас не постигло разочарование, неизменно сопутствующее вольности желаний. Я считала, что так будет всегда, мне казалось, что никто в целом мире не сможет нам помешать. Но одно происшествие положило конец моим заблуждениям.

Однажды я встретила юную особу, которую уже встречала раньше. Я спросила, что она делает в этом городе, и она сказала. Я предложила ей место горничной в своем доме. Но, святой отец, перед вами я не могу притворяться. Я уже не раз становилась жертвой собственной скрытности. Знай же, что моей горничной стал никто иной как Мартен, о котором ты должно быть уже знаешь из рассказов Сюзон.

Мы не виделись с тех по, как его изгнали из монастыря. Он был по-прежнему красив и очарователен, его подбородок едва покрылся нежным пушком, но и он доставлял мне немало забот, поскольку его приходилось подстригать. Для всех Мартен был милой служанкой по имени Жавотта, и лишь для меня он был мужчиной.

Я рассказала Мартену о своей связи с Верланом. Он был счастлив помочь мне, и ничего не имел против, чтобы делить меня с кем-то. Я была очарована его услужливостью и еще раз оценила его мужскую силу. Время между ними я распределяла так — Верлану были предоставлены дни, а Мартену доставались ночи. Ни один смертный не был, вероятно, счастливее меня, но блаженство не может быть вечным, а расплата в конце неизбежна.

Я уже говорила, что Мартен с виду очень походил на прелестную девушку. И вот неблагодарный Верлан… Хотя как я могу называть его неблагодарным? Я ведь первая стала ему изменять, и, хотя он не знал о моей неверности, я все равно чувствовала себя преступницей. Так вот, Верлан прельстился красотой моей мнимой горничной и вознамерился сделать ее своей любовницей. Я же так утомлялась ночью, что днем даже не замечала, что наши с Верланом забавы утратили прежнюю пылкость. Период воздержания незаметно возрастал: Верлан все чаще находил столь правдоподобные оправдания своему отсутствию, что я и дурной мысли не допускала. Иногда бывало, что я уже злилась на него, но он приходил, улыбался мне, целовал, и мой гнев испарялся без остатка. Тем более, что день отдыха придавал мне больше страсти ночью. Верлан же дошел до того, что убедил меня, что его отлучки необходимы в интересах нашего счастья. Я согласилась с ним, и неутомимому Мартену пришлось трудиться и днем.

И вот настал этот злосчастный день, о котором я не могу вспоминать без содрогания. Я заперлась наедине с Мартеном и беспрепятственно предаваясь любви, мы не слышали ничего, кроме зова собственной плоти. Я лежала на кровати, обнажив грудь, задрав юбки и раздвинув ноги, ожидая, чтобы Мартен показал мне все, на что способен. Он был голым и, зажав ногами мою правую ногу, одной рукой ласкал мне грудь, а другой — мои бедра. И в тот самый момент, когда его руки и губы уже разожгли мой пыл, неожиданно вошел Верлан, у которого неожиданно выдался свободный день. Мы оцепенели, и он успел закрыть дверь и броситься к нам, прежде чем испуг позволил нам переменить позу.

— Моник, — сказал Верлан, — я не осуждаю тебя за твои игры, и наверное ты как никто другой сможешь понять меня. Я люблю Жавотту и чувствую в себе достаточно сил удовлетворять вас обеих.

Он притянул к себе Мартена, заключая его в объятиях и недолго думая сунул ему руку между ног. И, конечно, обнаружил там сюрприз! Он все еще держал Мартена в объятиях, но какой взгляд у него был при этом, как зло он смотрел на меня! Он не решился обратить свой гнев против слабой женщины и обрушил его на того, кто так долго его дурачил. Его любовь вмиг обернулась дикой яростью, он безжалостно избивал несчастного Мартена, тем самым поражая меня в самое чувствительное место.

Я бросилась между двумя соперниками.

— Прекратите! — закричала я, обнимая Верлана. — Мой дорогой Верлан, во имя нашей любви, во имя наших чувств, пощадите его! Будьте снисходительны к его слабости, будьте чувствительны к моим слезам!

Он остановился, но теперь разозлился Мартен, который пришел в себя за время короткой передышки. Схватив шпагу Верлана, он бросился на соперника. На этом я не выдержала и убежала по потайной лестнице, чтобы укрыться здесь. Остальное ты знаешь.

Моник не выдержала и зарыдала.

— Увы! — воскликнула она. — Как теперь мне жить?

— Ты будешь гораздо счастливее, чем прежде, — ответил я. — Уверяю тебя, дорогая Моник, даже если ты потеряла свой источник наслаждения, вскоре ты найдешь новый, может еще и получше.

Я понимал, что не смогу долго скрывать Моник у себя в комнате, ибо опасность разоблачения была велика. И я решил, что наилучшим решением будет отвести ее в купель. Я даже не стал говорить ей об этом, надеясь приятно ее удивить. Я не боялся обещать девушке слишком многое, уверяя, что изведанные ей доселе наслаждения — всего лишь прелюдия к тем, которые ее ожидают. Подобное место как нельзя лучше подходило для такого темперамента, как у нее.

— Милый друг, — сказала она, обнимая меня, — не покидай меня. Скажи, могу ли остаться с тобой? Твой ответ решит мою судьбу. Если я тебя потеряю, то буду бесконечно несчастна.

Я заверил ее, что мы никогда не расстанемся.

— Я только об одном прошу, — добавила она, — прости меня ради той любви, единственным предметом которой ты отныне являешься.

Я понял, о чем она хотела бы попросить, и заверил ее, что непременно разузнаю, что случилось с ее возлюбленными и много ли шуму наделало ее исчезновение. Оставив девушку у себя в комнате, я вышел, пообещав скоро вернуться.