Алина Углицкая - Власть любви

«Она с отцом. Кажется, он хочет забрать ее».

«Ну, пусть попробует, — голос Бориса был полон мрачной уверенности. — А ты сиди там и никого не впускай!»

Арсеньев был в зале, убивал время, строя домики из спичек, когда услышал мысленный вопль жены, и тут же понял, что с Егором что-то не так. Древнейший молчал. Не звал на помощь, не приказывал задержать человека, посмевшего напасть на него. Это заставило Бориса похолодеть. Он на мгновение остолбенел, боясь даже предположить, что случилось. Потом выхватил из-под прилавка дробовик, заряженный картечью на случай нежеланных гостей, передернул затвор и решительно направился к бывшей кладовой.

«Древнейший?..»

Егор молчал.

Борис ощущал его присутствие, чувствовал запах его крови, разливавшийся в воздухе, слышал удары его сердца. Егор был жив и даже в сознании, но почему-то молчал.

Наконец, Борис завернул за угол, к лестнице, и едва успел вскинуть ружье, направляя его на беглецов.

Леся и ее отец застыли, не успев преодолеть последние ступеньки.

— Ты! — Борис с ненавистью ткнул дулом в сторону Ермилова. — Отойди! Или я грохну тебя прямо здесь!

Леся, дрожа, прижалась к отцу. Из глаз хлынули слезы. Она вдруг почувствовала себя ребенком, брошенным ночью в темном лесу. И только тепло, шедшее от тела отца, его сильные пальцы, сжимавшие ее ладонь, давали ей силы держаться на ногах и не падать.

Лицо Степана исказилось, точно он испытывал сильнейшую боль. Молча, не произнеся ни звука, он загородил дочь, буквально насаживаясь грудью на дуло. Глянул в упор в глаза мужчине, который посмел преградить ему путь.

— Я считаю до трех! — процедил Борис, отвечая таким же бешеным взглядом. Палец Арсеньева шевельнулся, поглаживая курок.

«Нет… — раздался в его голове тихий голос Егора. Древнейший говорил через силу, выдавливая звуки один за другим из пересохшего горла, и они тяжелыми свинцовыми каплями падали в пустоту, наполненную отчаянием и безнадегой. — Не надо. Убери ствол…»

«Как?! — ошеломленный, Борис невольно шагнул вперед. На его лице отразилось недоумение. — Он же хотел вас убить!»

«Убери. Ее отец прав. Я не смогу всю жизнь держать ее на цепи. Пусть сама выбирает».

«Древнейший! — Арсеньев буквально взвыл. Господи, триста лет мужику, а прописной истины не понимает! — Она же девчонка! Человеческая девчонка! Вы должны приказать ей остаться! Иначе будете жалеть до конца своих дней!»

Ружье, которое Борис держал в руках, дрогнуло, заставляя Ермилова сделать шаг назад. Леся, стоявшая за спиной отца, вцепилась руками в его дубленку, спрятала в ней мокрое от слез лицо, словно маленькая девочка. Он сильнее сжал ее руку, которую так и не отпустил. В его глазах застыла решимость. Он был готов умереть здесь и сейчас, но не оставить дочь этим чудовищам. Его маленькая принцесса не заслужила быть чьей-то добычей.

«Убери ствол! — на этот раз в голосе Древнейшего прозвучала сталь. — Это приказ! Пусть она выбирает».

«Это безрассудство…»

«Если она пойдет с ним… — голос Егора прервался, словно тот пытался совладать с эмоциями. — Если она так решит… отдай им машину».

Приказам Древнейшего невозможно сопротивляться. Даже если в них нет и следа логики.

Моргнув, словно просыпаясь от глубокого сна, Борис отвел ружье в сторону. Снял палец с курка.

— Иди, — глухо бросил, мотнув головой в сторону выхода.

Степан на секунду не поверил своим ушам. Как? Этот зверь его отпускает? После того, как он всадил нож в его главаря? И почему тот так и не вышел? Он же его не убил, этих тварей невозможно убить, даже если нож из чистого серебра. Они такие живучие, что иногда хочется уничтожить их только в отместку за то, что природа не дала человеку подобных способностей.

— А моя дочь? — хрипло выдохнул он.

— Пусть она сама скажет.

Борис уставился на девушку пронзительным взглядом. Неужели она согласится? Неужели уйдет с отцом? Если так, значит, ее время еще не пришло. А что будет с Егором? Он же сойдет с ума, оставшись без пары. Насколько же это мучительно, знать, что твоя единственная есть, и не иметь возможности к ней прикоснуться. Знать, что она существует, помнить шелк ее волос, вкус ее губ, аромат ее кожи — и не сметь дотронуться до нее, вдохнуть ее запах. Существует ли пытка более жестокая, чем эта?

— Папа, — голос Леси прозвучал жалобно, едва слышно, — я хочу домой.

Что ж, выбор был сделан. И Егор услышал ее слова. Они выстрелом прозвучали в его голове, каждое слово, как пуля, вошло в его сердце, убивая надежду, которой он себя тешил.

Застонав от ярости и отчаяния, он разорвал проявившимися когтями новенький ламинат, на котором лежал. По бежевой рубашке на его спине растекалось пятно крови, ее было столько, что она стекла на пол и собралась там в бордовую лужицу. А еще под лопаткой все еще торчал нож, оставленный охотником. Неимоверная, мучительная тоска сжала его сердце, запустила в душу ледяные когти, сдавила, заставляя содрогнуться от боли, равной которой он еще не испытывал.

Она сделала выбор, его пара. Она показала, что он ей не нужен. Да и на самом деле, зачем он ей? Чудовище, которое едва ее не убило. Проклятое и гонимое ее соплеменниками. Что он ей может дать? Ведь, по сути, у него ничего больше нет.

Даже желания жить.

А она забудет его, как кошмарный сон. Наверно, так будет правильно. Справедливо.

Это судьба наказывает его за то, что тогда, при первой встрече, он пытался убить ее.

Обреченно закрыв глаза, он выпустил на свободу внутреннего волка, и тот с глухим воем уткнулся мордой в пол. Волк готов был ползти на брюхе, вилять хвостом и даже вставать на задние лапки, лишь бы ОНА осталась. Но человек приказал ее отпустить. В этой дуэли победил рассудок, а не инстинкты.

Леся вздрогнула, когда ее слуха достиг этот вой. Побелела. Ощущение, что она сделала неисправимую ошибку, заставило ее оцепенеть.

— Ну! Давай, вали, чего встал?! — заорал Борис, бросая в Ермилова ключи от машины. — Валите, чтоб вашего духу здесь не было!

Оторопевший Степан поймал ключи. Сработал рефлекс, отточенный годами. Ухватив Лесю за руку, он потянул ее за собой и бросился к выходу. На пороге девушка оглянулась, словно некая сила заставила ее это сделать. Взгляд случайно упал на раскрытые двери, ведущие в какое-то помещение, и Леся запнулась, чувствуя, как внутри все сжимается от леденящего страха. Там, в комнате, распластавшись на полу, ничком лежал Егор, и по его спине расползалось пятно крови.

Первый порыв — броситься в эту комнату — моментально был пресечен. Отец сильнее дернул ее за руку, заставляя, не раздумывая, бежать за ним. Через минуту они были уже во дворе, где поблескивал отполированными боками знакомый обоим минивэн. Но перед глазами Леси продолжало стоять окровавленное, неподвижное тело Егора.