Алина Углицкая - Власть любви

Но Егор был Древнейшим — потомком капитолийских волков, вожаком, способным принимать неординарные решения ради выживания популяции. В нем, в его генах, в его разуме был заложен огромнейший потенциал. Такие, как он, были созданы для того, чтобы нести ответственность не только за свою стаю, но и за весь вид в целом. А потому он был способен обуздать любой свой инстинкт, если этого требовали обстоятельства.

Но он не умел предвидеть будущее.

Сегодня он понадеялся на то, что одной ночи любви было достаточно, чтобы связь между ним и Лесей окрепла. Он поставил на кон самое ценное, что имел — свою пару — и проиграл. Она оказалась сильнее.

Да, он мог встать, броситься за ней, вернуть, заставить остаться.

Зачем?

Чтобы потом каждое утро просыпаться в холодном поту и не знать, здесь ли она еще или сбежала? Чтобы держать ее на короткой цепи и бояться хоть на миг оставить одну? Чтобы всю жизнь брать ее силой, воевать с ней, ломать ее?

Нет, он хотел совсем других отношений. Таких, которые много лет наблюдал в семьях других лугару. Таких, как у Марго и Бориса.

Но, видимо, судьба над ним посмеялась, сначала послав в качестве истинной пары человеческую девчонку, а затем ее отобрав.

Спустившись по лестнице, Марго вошла в обеденный зал. За столиком, в одиночестве, сидел Борис.

Зима была не лучшим временем для маленького отеля. Переполненный с весны до осени, в зимние месяцы он пустовал. Вот и сейчас закрытые до марта номера виднелись за окнами темной грядой. Их крыши были усыпаны снегом, и ни одного огонька не горело в пустых окнах. Уличные фонари тоже были выключены за ненадобностью. С улицы доносилось завывание ветра, видимо, к ночи собирался разыграться новый буран.

Почувствовав приближение жены, Арсеньев поднял голову и встретил ее внимательным взглядом.

— Я так больше не могу! — Марго с тяжелым вздохом кивнула на поднос, который держала в руках. — Он опять отказался от еды. Такое ощущение, что он решил уморить себя голодом.

— Боюсь, что так и есть.

Помрачнев, Борис отложил в сторону радио, которое пытался починить последние два часа. Радио было старым и абсолютно ненужным, но Арсеньеву требовалось чем-то занять себя, чтобы не думать о том, что происходило сейчас на втором этаже.

А там был Егор. И то, что сейчас происходило с ним, в какой-то мере влияло и на Бориса. Древнейшие обладали способностью проецировать свои эмоции на других лугару, и потому Борис понимал, что сейчас творится на душе у его невольного гостя.

— Борис, и ты будешь спокойно на это смотреть? — поставив поднос на стол, Марго уперла руки в бока и воззрилась на мужа испепеляющим взглядом.

— А что ты предлагаешь мне сделать? — тот флегматично покрутил в руках транзистор. — Это его решение.

— Ну, так же нельзя. Поговори с ним. Пусть хоть что-то поест…

— Марго, я не буду лезть к нему со своими советами, пока он сам не попросит меня об этом.

— Ну почему?! — Марго всплеснула руками. — Ему же нужна твоя помощь!

— Ему триста лет, — тихо, но уже начиная закипать, произнес Борис. Его пальцы сжались, превращая транзистор в кусок бесполезной пластмассы. — Это не мальчишка, как Анджей или Северин, чтобы я раздавал советы или учил его, как жить. Это Древнейший. Понимаешь, глупая женщина? Древнейший! Его место в Совете Старейшин. Это он имеет право давать мне указы.

— Все, я поняла. Пусть помирает с голоду, пока ты тут пытаешься реанимировать этот хлам!

Фыркнув, Марго направилась в сторону кухни. Через секунду раздался грохот двери, захлопнутой с нескрываемым раздражением.

Борис скрипнул зубами и бросил на стол сплющенную деталь. Его пара была права только в одном: если не вмешаться, Егор может уйти в волчью ипостась и не пожелать возвращаться обратно. Тоска по истинной паре будет расти в геометрической прогрессии, выжигая его изнутри, лишая желания жить, лишая человечности. В кого он превратится в конце концов? В обезумевшее существо, которое само ищет смерти?

Человек, дошедший до края отчаяния, может наложить на себя руки. Лугару не способен на суицид, слишком силен инстинкт выживания. И что же ему остается? Только стать волком, уйти в лес и навсегда забыть, что когда-то был человеком.

«Древнейший, — осторожно позвал Борис, — я могу вам чем-то помочь?»

«Нет», — донесся равнодушный ответ.

Настаивать Арсеньев уже не решился.

До самого вечера Егор пролежал, практически не шевелясь. Мысленно перебирая моменты, проведенные с Лесей. Перед внутренним взором стояло ее свежее личико, чуть вздернутый нос, озорные глаза. Он вспоминал, как она наклоняла голову на бок, словно прислушиваясь к чему-то. Как прищуривалась, пронзая его возмущенными взглядами. Как отдавалась ему, принимая его в себя пусть под давлением, но все же с желанием, равного которому ей больше ни с кем не испытать.

Он бредил запахом ее плоти. Словно наяву чувствовал, как шелковистые завитки ее волос скользят по его груди. Ощущал ее прикосновения, невесомые и робкие, как первые поцелуи. Ловил себя на том, что слышит ее голос, шепчущий его имя в порыве страсти.

Нить, образовавшаяся между ними за это время, была гибкой и звонкой, как стальная струна. Но каждую минуту Егор с затаенным страхом ждал, что она оборвется. Леся пыталась закрыться от него, не пускала в свои мысли, не желала, чтобы он слышал и чувствовал ее. И ей это удавалось. Он с трудом улавливал только отголоски ее эмоций, которые доходили к нему, будто сквозь вату, по пути теряя свою окраску.

Даже сейчас, когда он ее отпустил, когда расстояние между ними увеличивалось с каждой минутой, его пара продолжала отвергать его с маниакальным упорством.

Она его ненавидела.

Рана, оставленная ножом Ермилова, давно заросла. Но рана, оставленная Лесей, только увеличивалась, заставляя Егора испытывать жестокие муки.

В ту ночь Леся почти не сомкнула глаз. Чем ближе был час отъезда, тем больше ее мучила мысль о том, что она совершает непоправимую ошибку. Прокрутившись в постели, она далеко за полночь забылась коротким тревожным сном, но даже в нем не нашла покоя.

Ей снился Егор.

Такой, каким она видела его в последний раз. Беспомощный. Преданный. Раздавленный. Распластанный на грязном полу.

И он ее звал. Она слышала его слабый голос, зовущий, словно из темноты. Голос без лица, наполненный невыразимым отчаянием и мольбой.

Как она могла с ним так поступить? Почему ушла, не оглянувшись, не убедившись, что он жив — и ему ничего не грозит? Понадеялась, что отец прав и фантастическая регенерация лугару поможет затянуть раны?

А как насчет той раны, что она сама ему нанесла своим уходом?

Леся не хотела об этом думать. Но даже во сне не нашла покоя.