Тиффани Райз - Принц (ЛП)

Автомобиль все приближался. Кингсли засунул руки глубже в карманы. Оглядевшись вокруг, он увидел лица своих одноклассников в окнах учебного здания, кабинетах, библиотеке, все ожидали в тепле и уюте внутри, наблюдая за ним. Он пытался подготовить себя к унижению, что почувствует, когда визит Мари-Лауры окажется не более, чем игрой ума Сорена. Сорен... Кингсли увидел лицо пианиста, которое, он дошел до того, что ненавидел так сильно, как и любил, ожидающее в верхней комнате учебного корпуса. Кингсли выдохнул и оторвал взгляд от совершенного лица Сорена и обратил его к машине. Она замедлилась, практически останавливаясь. Но она не остановилась. Еще нет. И, тем не менее, пассажирская дверь начала открываться и появились две маленькие ножки в черных туфлях с ленточками, которые обвивали лодыжки.

- Кингсли! - окликнул голос, которого он не слышал уже больше года. Его глаза едва могли воспринять происходящее, его сердце едва могло сдержать счастье, ноги едва могли удерживать его, когда сестра бежала к нему и обхватила его своими руками.

- Мари-Лаура… - выдохнул ее имя Кингсли в ее темные волосы. Она позволила им отрасти длинными и свободными за этот год порознь. Она была самой красивой девушкой в Париже, когда он в последний раз видел ее. Теперь он с братской гордостью отметил, что она стала самой красивой девушкой в мире. – Я не могу поверить, что ты здесь.

Она обвила его своими изящными руками балерины. На идеальном парижском французском, она шептала ему, как сильно скучала по нему, как она думала, что умрет, если не увидит его в ближайшее время, как было ужасно без него, как она никогда не позволит никому разлучить их снова. С подбородком на ее плече и ее ртом у его уха, Кингсли посмотрел вверх и увидел, что Сорен по-прежнему у окна, по-прежнему наблюдает. Кингсли проговорил ему губами единственное слово.

Merci.

И Сорен просто кивнул в ответ, прежде чем исчезнуть из окна.

Кингсли повернулся к Мари-Лауре.

- Как? Я не могу…

- Я здесь, - сказала она. – На адрес моей квартиры пришел билет на самолет. И приглашение навестить тебя. Я не могла поверить в это. – Мари-Лаура взяла его лицо в свои затянутые в перчатки руки и поцеловала его в обе щеки.

- Я не поверил в это, пока не увидел тебя. Я даже не уверен, что верю сейчас.

- Как… - она покачала головой, и завитки волос упали на ее лицо. - Grandmère и Grandpère? Ты…?

Кингсли закатил глаза. В ее присутствии, он мгновенно возвращался к своим старым французским привычкам.

- Это длинная история. Я ее тебе расскажу, но не сейчас.

- Мне все равно. Все, что имеет значение, это то, что я здесь, как и ты. Она снова обвила его руками, и Кингсли обнял ее.

Краем глаза он заметил, что он и Мари-Лаура уже не в одиночестве на холоде. Несколько других мальчиков вышли наружу, без сомнения, чтобы лучше разглядеть Мари-Лауру. Они не видели женщин месяцами, по крайней мере, не молодых женщин, кто не принял обет целомудрия.

- Это, должно быть, сестра. - Веселый голос отца Генри послышался за ними. - Bonjour, mademoiselle, - сказал он, пожимая ладонь Мари-Лауры. Кингсли взял руку своей сестры, пока священник вел их в свой кабинет. Кингсли едва слышал, как отец Генри приветствовал Мари-Лауру в школе и извинился заранее за любые заигрывания мальчиков с ней.

- Нам обычно не позволяется допускать женщин посетительниц, - сказал отец Генри, слегка заикаясь. - Незамужних женщин, по крайней мере. Или женщин, которые не в ордене. Но мистер Стернс объяснил мне ситуацию, что вы были разлучены после смерти ваших родителей. Мы рады видеть Вас здесь на время вашего визита. Кингсли придется посещать занятия и продолжать учебу. Но Вы можете присоединиться к нам в столовой ко всем нашим блюдам. У нас есть отдельные гостевые покои на верхнем этаже этого здания. Я отправлю одного из мальчишек отнести Ваши вещи.

- Merci, mon père, - сказала Мари-Лаура, озаряя отца Генри своей широкой улыбкой.

Кингсли чуть не рассмеялся вслух из-за румянца, который полностью окутал отца Генри из-под воротника до верха его лысой головы. Мари-Лаура производила такой же эффект на мужчин, как Кингсли знал, он производил на женщин. И все, что каждому из них нужно было сделать - это улыбнуться.

Кингсли и Мари-Лаура направились прямо в ее комнату на верхнем этаже учебного здания. Она бродила вокруг, смеясь над всеми иконами на стенах, крестами, изображениями святых, статуэтками Девы Марии, расставленными повсюду.

- Католическая школа? - подразнивала она. - Папа переворачивается в могиле.

Кингсли рассмеялся и пожал плечами.

- Я знаю. Это была не моя идея. Мальчишки в моей старой школе ненавидели меня.

- За соблазнение всех их подруг и сестер, без сомнения. - Мари-Лаура погрозила ему пальцем.

- Да, конечно. Но пырнуть меня ножом - это чересчур.

Ее глаза расширились.

- Ножом? Ты сказал, что это была всего лишь царапина.

- Большая царапина.

- Я не знаю, гордился бы тобой папа, или попытался бы убить тебя сам.

- И то и другое, - сказал Кингсли, и они рассмеялись.

- А что насчет тебя? Ты все еще разбиваешь каждое сердце в Париже?

- Конечно. - Она села рядом с ним на диван и скрестила натренированные, изящные ножки. - Я должна разбивать их сердца, прежде чем они разобьют мое.

- Ты должна найти богатого старика и выйти за него замуж. Он скоро умрет и оставит тебе все свои деньги. Тогда ты могла бы остаться в Америке со мной.

- Остаться в Америке? Зачем мне это делать? Если бы я вышла замуж за богатого человека, я бы вытащила тебя из этого ужасного места, и забрала бы с собой обратно в Париж.

Кингсли откинулся на спинку дивана и закинул лодыжку на колено.

- Не знаю. Я думаю, может, мне понравится здесь. Америка — это не так уж плохо.

- Что? Мой брат Месье-Париж-Это-Единственный-Город-В-Мире, хочет остаться в Америке? Как ее зовут?

Глаза Кингсли расширились.

- Не смотри так невинно, - сказала Мари-Лаура, тыча пальцем ему в грудь. - Как ее зовут? Ты, должно быть, влюблен, раз хочешь остаться в этой стране.

Со стоном, чтобы прикрыть свою неловкость, Кингсли повернулся лицом к Мари-Лауре.

- Я уверяю тебя, что не влюблен в девушку из этой страны. Даже не из Канады, которая в полуметре отсюда. - Он указал на север. - Я люблю Америку. Париж - пышный, роскошный, но Америка… есть что-то неприрученное в этом месте, что-то дикое.

Мари-Лаура вздохнула.

- Если тебе здесь нравится, то мне бы тоже здесь понравилось. Сейчас, все что имеет значение, что ты здесь.

- Я и пятьдесят мальчишек, которые не видели симпатичную девушку месяцами?

Она подняла брови.

- Я не буду жаловаться на эту часть вопроса. Теперь, может, тебе стоит показать мне это место, если я буду жить здесь в течение следующего месяца.

Кингсли встал и взял ее за руку, поставив на ноги.