Галина Чередий - Лилия между тернами

Они врезались в дверь кабинки туалета и начисто снесли её, и грохот привел меня в себя.

Я вскочила и стала дергать запорный механизм окна. Он быстро поддался, и я, даже не оглядываясь, выпрыгнула в окно. Мне плевать, кто победит в этой драке! Оба приносили мне только боль и предавали. Каким бы ни был исход, я не собираюсь упускать мой единственный шанс убежать как можно дальше. Ни ради того, чтобы убедиться, что Римман победил, ни ради того, чтобы увидеть, как Ариман умрет, захлебнувшись в своей крови. Иначе я опять окажусь в тюрьме, так или иначе.

Я бежала, огибая здание, и неожиданно мне навстречу выскочил Миша.

— Никуся! — закричал он. — Остановись! Все закончилось!

— Миша? — Господи, как же я счастлива была его видеть! — Миша!

Последний раз я видела его лежащим на асфальте, и из раны на его голове текла кровь. И он был сейчас, пожалуй, единственным существом на свете, кого я рада была видеть. Я бросилась ему на шею, и неожиданно силы покинули меня. Так, словно стержень, помогавший мне держаться все это время, просто рассыпался в пыль. Вся боль, унижения и безысходность, копившиеся во мне эти недели, обрушились разом на меня, разбивая каждую кость в моем теле и делая меня бессильной массой, как только я почувствовала надежную поддержку его рук.

— Забери меня отсюда! — прохрипела я. — Пожалуйста!

Миша подхватил меня, и я обвисла на нём, чувствуя, что просто проваливаюсь во тьму.

Римман.

Моя Ники снова в моем доме и в моей постели. Хотя сама постель-то уже другая, как и вся мебель. Прошлую-то я разнес к хренам, когда она сбежала. Как и многое другое, к чему она прикасалась. Все жалел себя, мудак!

Я сижу на полу возле кровати и смотрю на неё спящую. В ногах кровати по-хозяйски расположился вконец обнаглевший сосед. Я очень хочу вышвырнуть его к чертовой матери, но всерьез опасаюсь того, что этот мелкий говнюк, раздувшийся от своей офигенной значимости, будет единственным, с кем моя принцесса станет говорить, когда проснется.

И это более чем справедливо. Особенно теперь, когда я знаю от Вайоленса причину её ухода, и когда она слышала все то, что я нёс, чтобы переключить на себя внимание Аримана и спровоцировать его атаковать меня.

Я-то четко по её лицу видел, что в тот момент — дай ей свободу и силы — и она оторвала бы мне яйца и запихнула в глотку. Моя дикая кошечка не понимала, зачем я говорю все это. Ну еще бы, женщине ведь не понять каково это — когда тебе выворачивает кишки от сознания, что твоего посмел коснуться другой. И не просто коснутся, а пометить, навсегда впечатать в каждый сантиметр тела любимой. Я знал, что он атакует меня, и мне это было нужно. Потому что напасть сам, пока он в любой момент мог сломать Никину шею, я не мог. Я всегда знал, что Ариман слегка зациклен на моей Ники, но чтобы так! Я и сам чувствую себя малоадекватным, стоит лишь о ней подумать, чего уж теперь греха таить, но в глазах Аримана была чистой воды абсолютная одержимость. Такая, от которой даже мой бешеный зверь почувствовал себя паршиво.

Хотя сейчас, когда уже вторые сутки сидел у её постели, я чувствовал себя немногим лучше, чем этот ублюдок Ариман. Его гребаный запах пропитал все тело Ники, и это выжигало мне мозги. Знать, что он не просто прикасался к ней, а был в её теле буквально за несколько часов перед этим, оставил на ней свой проклятый след и отметины своих чертовых рук… Мой зверь бесился и требовал немедленно стереть с её тела его вонь и утвердить свои права. Подмять и вонзаться, помечая собой снова и снова. Прямо сию секунду! Гениальная мысль, долбаное животное! Это без сомнения именно то, что осчастливит Нику после всего того, что с ней произошло.

Кто вообще сказал, что она ко мне еще хоть когда-нибудь приблизится? Разве что дать охрененного и однозначно заслуженного пинка из своей жизни. И что я тогда стану делать?

Да естественно ползать на пузе в грязи, пока она меня не простит. Потому как это именно мои амбиции, гордыня и недомолвки привели нас туда, где мы теперь.

Ведь если бы я не корчил из себя долбаного молчаливого героя и рассказал бы Нике, в чем состоит наш с Локи план, то Вайоленсу не удалось бы её спровоцировать на побег. Но нет же, я же хотел явиться к ней победителем, принеся голову врага на блюде. Дешевый, мать его, клоун!

Разве трудно было раскрыть свой рот и сказать, что чувствую к ней? Чувствовал всегда, только трусливо не желал признавать. Когда Ники сказала мне, что любит, я словно онемел, и показалось, что грудную клетку прямо сейчас разворотит от того, что взорвется сердце, как будто ставшее куском тротила. И я испугался силы того, что во мне происходило. Не просто испугался, а был готов сбежать, скуля и поджав хвост. Не помню вообще, чтобы испытывал такой панический страх хоть когда-то в жизни. И я не был совсем уж тупым — видел, что Ники ждет моего ответа. Хоть чего-нибудь.

Вот почему — говорить ей гадости, орать на неё — это у меня выходило как бы само собой. Но вот стоило только подумать о том, чтобы словами выразить то, что к ней чувствую, и все — я становился гребаным немтырем!

Даже сейчас я сидел и ждал её пробуждения, а самого то и дело в пот кидало при мысли, что надо все сказать ей, объяснить, каким я был дураком, эгоистичной скотиной и долбаным трусом.

Как вообще можно выразить словами то, что она творит со мной? Как запихнуть то, что рвёт на части душу, отключает мозг и заставляет тело гореть от ненасытного желания как в аду, в слова? Какими должны быть эти самые слова, чтобы передать то, что чувствую? Как она нужна мне? Как мне невыносимо больно при мысли, что она может решить, что я не самый нужный парень в её жизни, и она вполне может и дальше жить без меня. Ведь я только и делал, что лажал в наших отношениях, обижал и подводил её на каждом шагу!

Я покосился на этого болтливого смазливого соседа. Вот у него язык подвешен как надо. Он не стал бы рычать на Ники, как неотесанное животное, и наверняка нашёл бы нужные слова. И что мне сделать? Упасть в ножки к засранцу и попросить научить не быть косноязычным зверем и позволить ему поглумиться надо мной? Ну нет!

Дыхание Ники стало меняться, и я сразу понял, что ей опять снится один из её кошмаров. За все то время моей жизни, что я был стражем её снов, я научился безошибочно определять, когда это начиналось. Вскочив с пола, я моментально вытянулся рядом с ней на постели и прижал Нику к себе. Она дрожала и всхлипывала.

— Нет, пожалуйста… Не делай этого… Ты же мой брат… Больно… Как же больно… — судорожно выдыхала моя бедная девочка.

Мой зверь ревел внутри, ощущая её страдание. Гребаный Ариман! Я хотел оживить его и убивать снова и снова, наслаждаясь его кровью и страданиями! А еще убиться об стену самому, потому что и моей вины было ничуть не меньше. Я позволил этому случиться!