Ирина Горюнова - У нас есть мы

У меня вполне хороший муж. Он практически не пьет (бокал вина иногда в ресторане, пару кружек пива с друзьями), не смотрит футбол и хоккей, не скандалит с тещей и тестем. Моя свекровь живет в Туле и в Москву носа не показывает: виделись мы с ней один-единственный раз и произвели друг на друга относительно благоприятное впечатление. Алексей умный, целеустремленный пробивной человек, делает успешную карьеру и неплохо зарабатывает, следит за своей внешней формой, ходит в тренажерный зал и в бассейн, хорошо, со вкусом одевается… Не жалеет на меня денег и позволяет мне покупать то, что я хочу, ходить, куда я пожелаю и с кем пожелаю. Ммм… он храпит по ночам, потеет во время секса, временами мне изменяет, не интересуется моей личной и духовной жизнью, мы практически не ходим никуда вместе и не ездим отдыхать, потому что у него вечно то конференции, то защита того-сего-пятого-десятого, то еще какие-нибудь заседания, научные дискуссии и написание статей в известные иностранные медицинские журналы… Он предельно рационален и расчетлив, аккуратен до того, что даже носки складывает на стуле и разглаживает их так, чтобы не было складочек.

Но я и сама не то чтобы такой уж подарок… Надо соображать, что отношения строятся двумя людьми, совместно, а не предполагать, будто тебе все что-то должны. В общем, я вернулась в институт и попыталась наладить отношения с Алексеем. Он охотно принял мои домашне-кухонные хлопоты и желание опять исполнять супружеские обязанности.

Закуклившись в семейный долг, я механистически готовила, стирала, убирала, училась, сдавала сессии, ходила на вечеринки и дни рождения, и только иногда бессонными ясными ночами на маленькой пятиметровой кухне яростно и отчетливо понимала: «Боже мой, это все не то! Что я делаю?» Глядя на потрескивающее пламя оплывающей свечи и на дым от тлеющей сигареты, причудливо вьющийся кверху, я замирала от гудения мусоропровода, капели воды в кране, какого-то шуршания (а вдруг это мыши или тараканы), от прочих многочисленных ночных звуков, от утренних трелей просыпающихся троллейбусов, спешащих навстречу новому дню, и сдавленно вздыхала от осознания того, что приобретаемый жизненный опыт не тот, а я где-то потерялась, свернула не на ту тропку, ошиблась в вычислениях, и теперь уравнение не может быть решено правильно: надо вернуться и, отыскав, исправить ошибку.

От этих мыслей меня отвлекло рождение ребенка, моей любимой девочки, Катюши. К тому времени Алексей купил однокомнатную квартиру, в которую и привез нас из роддома. Пустота во мне заполнилась до краев новым смыслом, настолько важным и непреложным, что все остальное отошло на второй, третий или тридесятый план. Катюнино бормотание и улыбка, миниатюрные пальчики крохотных ножек и ручек, цепляющихся за меня, нежный родной молочный запах ее тела оказались самым большим счастьем из всего, что только можно представить. Я совершенно сошла с ума: покупала кучу журналов с советами о воспитании ребенка, о вреде тех или иных продуктов, памперсов, игрушек, приглашала массажистку «для улучшения развития мышечной моторики», гуляла с дочкой три раза в день, проводя большую часть времени на улице, чтобы девочка получала необходимую порцию кислорода, включала ей классическую музыку, пела колыбельные и частушки, покупала неимоверное количество распашоночек, ползуночков, кофточек, колготок, шапочек и прочей ерунды, обсуждала с мамашами, какой детский сад лучше и почему и к какому педиатру/невропатологу/окулисту в нашей поликлинике лучше не ходить… Институт я успела окончить перед самыми родами и защищала диплом с огромным пузом. Профессора и доценты ласково называли меня «деточка» и ставили оценки даже не за знания, а за будущее материнство, к тому же многие были в курсе моей первой печальной беременности и просто не могли себе позволить меня волновать, чтобы потом, не дай бог, не ощутить вины в случае преждевременных родов от моей возможной истерики. Пятеркой больше, пятеркой меньше – какая разница, тем более что Алексей приобретал в научных кругах все больший вес и к нему относились с пиететом, свет его значимости частично ложился и на меня.

Рождение, крещение, первый зубик, первые шаги, первые слова, радостное узнавание мира: «Мама, кака!», детский садик – все слилось в единую череду дней и ночей. И если изначально, в первый год, неистово хотелось перейти какие-то совместные рубежи и так ждалось, когда она научится сидеть, стоять, когда пойдет сама, научится ходить на горшок, то потом, внезапно посмотрев на ставшие маленькими брючки и курточку, видишь, что она выросла и уже отстаивает свои интересы. И ты понимаешь, что она – личность, такая же, как и ты, и теперь ты тоже можешь чего-то хотеть сама по себе, искать свой путь, свою дорогу… Пора.

Того, что есть, недостаточно для счастья. Нужно нечто большее. Нужен человек, с которым ты будешь идти рука об руку и творить любовь, сказку… Вам навстречу будут открываться поля, луга, леса, радостными трелями петь птицы, кружась в воздухе, будут расти на ваших глазах травы, раскрываться цветы, порхать бабочки, ручьи – омывать ноги прохладной и кристально чистой водой, снег – падать пушистыми хлопьями и устилать дорогу белоснежным покровом, дорогу, ведущую в маленький деревянный домик на Алтае, или Тибете, или любом другом краю земли…

Я не хочу больше переступать через трещинки в асфальте и ходить, наклонив голову, чтобы видеть грязь, окурки и потеки мочи, не хочу сидеть в дорогих ресторанах и натужно улыбаться, размышляя: взяла ли ты правильную вилку или опозорилась и тем самым показала свое «плебейство», не хочу, чтобы мнение обо мне складывалось по одежде, а не по тому, что я собой представляю на самом деле. Когда я начала ходить к тебе на сеансы, Петр, то постепенно стала видеть разные вещи, скрытые до этого от моих глаз. Стала слышать не то, что человек мне говорит, льстиво улыбаясь и обещая помощь и разные блага, а то, что он на самом деле при этом думает. Я слышала мысли людей, видела их проблемы, их болезни, злобу, отчаяние и научилась прощать их за слабости, стала понимать, что к людям нужно относиться добрее – и тогда наступит миг, когда в их сердце откроется маленькая дверца, через которую потечет поток любви, такой странный и небывалый для их сердец, что они смутятся и выговорят вдруг совершенно не те слова, что собирались сказать.