Ана Менска - Бьянколелла. Вино любви

Без сомнения, Тьеполо-отец – потрясающий фрескист, которому подвластны любые архитектурные объемы, даже самые неудобные, наполненные сложной гипсовой лепниной и разными замысловатыми деталями.

Посредством живописи этот мастер способен волшебным образом преобразить структуру зала, создать новое, полное ощущения свободы и простора пространство. Сделать так, что наблюдатель становится очевидцем и соучастником происходящего действа.

Бьянка была потрясена экспрессией и величавой торжественностью всей композиции, удачным акцентированием значимых деталей, легкостью, энергичностью и динамикой мазка Джамбаттисты. Ее буквально заворожили яркость, живость, блеск и в то же время воздушность, невесомость образов, проникнутых утонченной грацией, напоённых светом и овеянных воздухом.

Свет и воздух во фресках мастера Бьянка отметила особо. Она сразу оценила дар Тьеполо-колориста, богатство, изысканность и удивительную легкость его красочной палитры. Пожалуй, ни в одном языке не нашлось бы достаточно терминов, чтобы передать всё многообразие используемых им тонов и цветовых градаций.

Здесь и ликование сверкающих, сочных, насыщенных красок, и тонкое звучание нежных, размытых, полупрозрачных тонов, и сложность, переливчатость, неуловимость оттенков, и безграничная игра, мерцание радужных, искрящихся цветовых решений и нюансов. Ослепительных или приглушенных, вспыхивающих или затухающих, но обязательно гармоничных и созвучных.

Творческая натура девушки растворилась в затягивающей синеве неба и прозрачности серебристых, расшитых солнечными бликами облаков, безбрежной свежести воздушной стихии, осязаемой красоте и энергии человеческого тела. Всё это было создано с необыкновенным вдохновением и исключительным, не виданным ею ранее живописным мастерством и талантом.

Ни у кого больше Бьянка не встречала такой светоносной силы. Ее поразило, с какой искусностью этот творец достигает эффекта совершенного, лучезарного света, тончайших вибраций светотени. Свет в его фресках льется, струится, как прозрачная родниковая вода, звучит, как мягкая красивая мелодия. Он воплощает красоту и радость бытия, одухотворяет краски, делает их живыми и в то же время таинственными, божественными.

Такая живопись, насквозь пропитанная светом, цветом, свободой, воздухом и ощущением полета, не могла не вызвать восторга, ликования, душевного подъема и экзальтации.

Тем не менее, наряду с колористическими достоинствами и поразительной светоносной силой фресок Джамбаттисты Тьеполо, Бьянка отметила для себя их излишнюю пышность, велеречивость и подчеркнутую декоративность. Ее не покидало ощущение искусственности, театральности, напыщенности поз и жестов изображенных.

Более того, у нее создалось впечатление, что сюжет росписи, заполненный столь многочисленными образами, интересен художнику не как таковой, а только как повод впечатлить, сразить зрителя игрой света и цвета.

Художник как будто настаивает: не принимайте всё это всерьез, это лишь прекрасные, волшебные декорации. Наслаждайтесь их красотой, красками, не думайте о сюжете этого действа, не ищите в нем сложных смыслов. Изображенные фигуры – всего лишь часть красивого антуража, благодаря великолепию красок примагничивающего взгляд созерцателя.

Чем дольше Бьянка рассматривала фрески Джамбаттисты Тьеполо, тем сильнее утверждалась в своей мысли: этому художнику не столь важно завладеть умом и сердцем зрителя. Главная его задача – поразить воображение за счет красочности и величавой торжественности своей живописи.

Бьянка-художница не обладала достаточным знанием тонкостей мастерства, но она интуитивно чувствовала, что для Тьеполо-старшего первичен именно свет, одухотворенный, преображенный его фантазией, обволакивающий фигуры и заставляющий их парить и трепетать, и самоценен цвет, неповторимый, яркий, причудливый, дарящий каждой фреске праздничное звучание. Именно поэтому для нее фрески мастера создавали чересчур жизнеутверждающий, какой-то излишне мажорный шум.

Чувству прекрасного, переполняющему душу девушки, в творениях этого, безусловно, потрясающего фрескиста не хватило лирической интимности, душевности, простой человечности. Не хватило правдоподобия. Не хватило самой жизни.

Несмотря на роскошь живописи старшего Тьеполо, Бьянке были гораздо больше по сердцу лирические камерные пастели его сына, Лоренцо Бальдиссеры. В них было столько правды, достоверности, столько характерности образов! У Тьеполо-младшего даже статические позы моделей на портретах были полны не театрально-показного, а подлинно динамического, экспрессивного покоя.

Да, пока это были пастели, но Бьянка отчего-то уверилась, что со временем сын должен обязательно превзойти отца и в картинах маслом, и во фресковой живописи. В работах Лоренцо уже сейчас чувствовались дыхание нового времени, какой-то новый подход к изображению, новый взгляд на задачи художника.

Конечно, девушка не стала делиться этими ощущениями со столь уважаемыми мастерами. Однако позже, за столом (виконт ди Бароцци пригласил семейство Тьеполо отужинать с ними), когда беседа зашла о правде и правдоподобии в искусстве, она всё же не удержалась:

– Мне кажется, что излишнее украшательство очень вредит живописи. Истинно великие творения просты по замыслу и сдержанны по форме. Правда, естественность и гармония – вот что, на мой взгляд, отличает большого художника. Разумеется, когда я говорю о правде, то не имею в виду слепое копирование натуры и жизни. На мой взгляд, правда в живописи – это творческое восприятие, а иногда и переосмысление художником этой самой жизни.

– Да, но правдивое не всегда прекрасно! – парировал старший Тьеполо. – Ваша милость, в жизни и так слишком много несовершенства. Зачем же художнику заполнять им свои творения? Его задача – нести миру красоту.

– Может быть, я не права, но мне кажется, что подлинно великому художнику талант и какое-то внутреннее чутье подсказывают, как несовершенное сделать прекрасным, не вступая в противоречие с правдой жизни. Знаете, я когда-то читала интересную притчу об одном талантливом художнике. Ему однажды заказали портрет короля, половина лица которого была сильно обезображена оспой. Правитель славился крутым и очень суровым нравом. Написать портрет так, чтобы тот остался доволен, было невероятно сложной задачей.

– Учти, – сказал на аудиенции король, – На портрете должен быть изображен именно я, а не какой-то придуманный тобой красавец. Не терплю лжи и подхалимства. Однако и уродом себя выставить не позволю! Пиши портрет так, чтобы было и привлекательно, и правдиво!