Таша Строганова - Меланхолия Драйв

– Кто ж знал, что ты такой любитель фистинга медведями.

Гриша посмотрел на него нечитаемым потяжелевшим взглядом. На мгновение у Романова мелькнула шальная мысль – убьёт. Классический сюжет. Два собутыльника напились водки, и одного прирезали. Или придушили.

Судя по ручищам Кострова, тот вполне бы справился.

Но к удивлению Коли, Григорий вдруг расхохотался. А Романов, глядя на его заразительный смех, и сам пару раз фыркнул.

Неприятное, тянущее чувство в груди постепенно отступало.

– А крыльцо всё же лучше оставить, – заметил Костров, разливая остатки из бутылки. – Я его подрихтую, реставрирую, где надо подлатаю. Но балюстраду трогать не хочу. Как смотришь?

Коля уже знал ответ. Конечно же, он согласился. Сохранить крыльцо стоило хотя бы в память о деде.

И кто знает, может тот, глядя сверху на своего горемычного внука, всё же его простит?

Пока Костров чинил крыльцо, Коля съездил в магазин.

Пришлось правда вызвать такси, ибо лишиться прав в городе, где ты их даже не получал, весьма чревато. Романов, конечно, был безбашенным. Но не безмозглым.

Бродя по супермаркету среди стеллажей, он погрузился в свои мысли. Снова накатила жуткая тоска. По детству, по бабушке, деду. Как он вообще допустил, что дед остался тут совсем один? Зависнув перед холодильником с колбасами, Коля вдруг судорожно всхлипнул, заткнул себе рот ладонью. А потом ею же вытер пьяные слёзы с лица.

Дожил ты, Коля Романов. Рыдаешь в супермаркете.

Этот разговор с Костровым разбередил старые ноющие раны. Но с другой стороны и принёс некоторое облегчение. Теперь у Романова появилась цель. Восстановить и отреставрировать дедов дом.

И если на это потребуется даже больше времени, чем одно лето, Коля готов рискнуть. В конце концов, в Москве, кроме Инги, его особо никто не ждал. А Болотова может и сюда приехать.

Ой, не дай бог.

Вспомнив Григория, Коля подумал и об обеде. Работника надо чем-то кормить. Конечно, готовил Романов из рук вон плохо. Поэтому закинул в тележку копчёный окорок, пару палок колбасы, картошки и макарон. Да уж, это вам не фуа-гра.

Но и Коля не в Париже.

Представив Кострова во французском берете на Эйфелевой башне, Коля подавил смешок. Работник зала, который наблюдал все его эмоциональные горки, кажется, собирался уже вызывать дурку.

Поэтому Романов поспешил на кассу.

***

Войдя во двор, Коля застыл.

И было от чего. Костров, который под жарящим солнцем скинул рубашку, оставшись в одних штанах, что-то шкурил на крыльце.

Коле была видна лишь широкая, загорелая и покрытая бисеринками пота спина. Но и этого хватило, чтобы сглотнуть набежавшую слюну. Словно заворожённый, он поплёлся вперёд с пакетами в руках.

И, конечно же, не заметил мишку, которого Григорий утром оставил почти у ворот. С громким матом Коля полетел на землю, рассыпав вокруг себя картошку и остальную снедь.

Костров обернулся и поспешил на помощь. Лучше бы он провалился сквозь землю. Потому что Коля теперь увидел этого мужика не только с тыла.

Крепкая грудь, покрытая тёмными волосами, спускавшимися вниз, за пояс брюк, узкой «блядской» дорожкой, выглядела охренительно хорошо.

– Где ж вас таких делают, – пробормотал он себе под нос, когда Костров за руку помог ему подняться.

– А?

– Где говорю олухов таких делают? – Коля выдернул руку и стал собираться рассыпавшиеся продукты. – Кто, блин, ещё мог додуматься оставить чёртова медведя посреди дорожки.

Раздражение помогало ему справляться с возбуждением. А возбудился он неплохо так. Мысли о собственной импотенции показались смешными.

Не было у него никаких проблем. Просто мужика нормального не встретил.

Впрочем, встретил сейчас и что с того. Таких, как Костров, бабы с руками и ногами разбирают. А мужику под сорокет. Уж точно не бобылём ходит.

Злясь на самого себя за такую предательскую реакцию тела, Коля быстро собрал всё, отпихнув Кострова, пытавшегося помогать, и рванул в дом.

На Григория он не оборачивался.

***

После душа Коля пришёл в себя.

Он переоделся в свежую одежду, потому что в той успел и вспотеть, и запачкаться. И принялся за обед. Мудрить с картошкой не стал, просто отварил в мундире. Порезал и поджарил окорок, а после добавил к нему картошку. Накрошил салат из свежих овощей.

Нехитрая едва. Романов к такой точно не привык. Но пахло сумасшедше вкусно. Да и готовка помогла немного отвлечься и прочистить голову. Хотя настроение всё равно оставалось на отметке, близкой к нулю.

Взяв себя в руки, Коля вышел на крыльцо и позвал Григория обедать. Тот лишь кивнул в ответ и отложил рубанок, которым что-то обтёсывал.

Несмотря на то, что дед много мастерил, любовь к дереву Коля от него не унаследовал. Только к рисованию. Потому и все эти инструменты были для него в диковинку. Но позволить себе зависнуть, рассматривая чужую работу, Романов не мог.

Гриша умылся и, вытираясь предложенным полотенцем, пришёл на кухню. Одеться он, конечно же, не потрудился.

Глухое раздражение, перемешанное с возбуждением, вернулось.

– Пахнет здорово, – похвалил Костров, накладывая себе еду прямо со сковороды. Пить они больше не стали, на такой жаре это чревато. Но закуска бы вышла шикарная.

– Спасибо, – буркнул Коля и уткнулся в свою тарелку.

И чего он, собственно, бесится? Будто Костров ему жениться обещал. Но сейчас, когда собственный организм будто бы пробудился от спячки, Колю ломало. Секса хотелось дико. Да не просто с кем-то, а именно с этим грубияном и деревенщиной.

Хотелось, что Гриша просто перегнул его через дубовый стол, сплюнул себе на член и прямо так, почти на сухую, выебал его своим конским хреном.

В том, что хрен будет обязательно конским, Коля не сомневался. Он и сам был больше метра восьмидесяти, а Костров казался выше ещё сантиметров на десять. При таком росте мальчик-с-пальчик не вырастает.

Поддавшись своим горячим фантазиям, Романов почувствовал, как жарко стало в доме. Григорий странно посматривал на него всё это время. Будто что-то понимал.

Коля очень надеялся, что тот просто мечтал о водке, оставшейся в погребе. Или баночке груздей. Потому что, если тот окажется натуралом и оскорбится желаю Николая подставить ему зад, то Коленьке Роману несдобровать.

Как бы он ни бахвалился, а выдержать даже одну затрещину от этого великана он вряд ли сможет.

Оставалось только терпеть и плавиться от собственного желания.

Не знала баба горя, купила баба порося.

Дёрнул же его чёрт настоять, чтобы ремонтом занялся именно Костров.

***

После обеда Костров уехал.

Обещал вернуться следующим утром, но сказал, что сейчас опаздывает на другой объект. Коля был чертовски рад, что этот ходячий тестостерон наконец слинял.