Таша Строганова - Меланхолия Драйв

Он немного заволновался, как тот поедет за рулём после водки, но Григорий лишь отмахнулся. Сказал, что давно протрезвел. Впрочем, что этому медведю пара рюмок.

К слову, о медведях.

Проводив Кострова, Коля поднял валявшегося мишку и понёс его к дому. Тяжёлый, сука. Килограмм пятнадцать не меньше. С трудом дотащив скульптуру до крыльца, Романов Пристроил её на пень, оставшийся от старого ореха.

Мишка в высоту доходил почти до метра и смотрелся тут как влитой.

Даже если Костров решит потом его забрать, Коля не отдаст. Слишком уж хорошо тот вписался.

Рассматривая причудливую резьбу, Коля невольно завис. Он коснулся пальцами деревянной мишкиной «шерсти» и будто бы ощутил её тепло. На самом деле наверняка дерево просто нагрелось на солнце за день. Но это всё равно казалось чем-то волшебным.

Романов водил по медвежьей морде кончиками пальцев, будто запоминая. И чувствовал, как руки немного тяжелеют, наливаются чем-то.

Под конец те просто начали зудеть.

Коля метнулся в дом, разворошил один из чемоданов и достал с самого дна старенький скетч-бук и карандаши. Усевшись прямо на полу, он стал лихорадочно рисовать. Выстраивать хаотичный рисунок из штрихов и линий, который чудесным образом складывался в цельную картину.

Мишка с рисунка был одновременно и похож, и не похож на своего собрата, оставшегося на ореховом пне.

Но важным было не это.

Коля рисовал с таким вдохновением едва ли не впервые за последние полгода.

К вечеру творческий запал кончился.

Коля сидел на крыльце, дышал вечерней прохладой и тосковал. Московская жизнь казалась сейчас такой далёкой. И такой безликой.

Вот уехал он в другой город, а никто и не заметил. Впрочем, не заметили даже раньше. Романов уже с месяц как пропал со всех радаров, а его судьбой интересовалась только Инга. Как они вообще умудрились сдружиться с Болотовой?

Гей и лесбиянка, как банально.

Но, пожалуй, наверное, это их и сблизило когда-то. Друзей, доверить которым свою душу и переживания Коля мог без ущерба для репутации или угрозы жизни, у него никогда и не было. Привык всё держать в себе. Это лишь когда вошёл в творческую тусовку, оказалось, что тут все сплошь и рядом, как говорится.

Как же сложно было поначалу устоять перед соблазнами. Романов, всю жизнь державший себя в ежовых рукавицах, дорвался. Но Инга как раз и стала той, кто его вовремя осадила. Уберегла не только от случайных связей, но и от кое-чего похуже. Буквально первый же парень Коли, модный фотограф, попытался подсадить его на кокос.

Болотова, ставшая этому случайно свидетельницей, мало того что выхватила пьяненького Колю из лап этого урода, так ещё и отбила фотографу, Славе, весь еблет свой сумочкой с металлическими уголками.

Вспоминая подругу, Коля улыбнулся. Но потом загрустил снова. Хотя, наверное, это даже была не грусть. Так, меланхолия. Состояние, в котором ты чувствуешь себя варёной морковкой. Но не простой, а вареной в дорогом французском вине.

И то, и то херня. Но так хоть с привкусом Парижа.

Засидевшись заполночь, Романов с трудом поднялся с крыльца. Он огладил резные балясины, которых днём касались заботливые руки Кострова.

Не к ночи будь он помянут.

Григорий оказался нормальным мужиком. Пожалуй, слишком хорошим. Острым на язык, добрым, деда вон с какой любовью вспоминал, трудолюбимым. И пиздец каким горячим.

Парней у Коли было немного, и как-то по большей части они оказывались той же комплекции, что и он. А вот Костров явно выбивался из общей картины. Красивый, мощный, крупный, как породистый конь.

С такого хотелось лепить скульптуры или хотя бы рисовать. Желательно обнажённым и в полный рост. Кто знает, может со временем Коле удастся развести Гришу на подобный экспириенс.

Но что от этого толку? Если заполучить такого мужика у Коли всё равно не было шансов. И нет, с самооценкой у Романова проблем не возникало. Наверное, это общее подавленное состояние так действовало.

Проведя рукой по перилам, Коля задумчиво посмотрел вдаль, в тёмное небо, усыпанное мириадами звёзд, и пошёл в дом.

***

Коля решил держаться от соблазна подальше.

Как ни велико было желание попялиться на полуголого, а Григорий снова разделся, Кострова, но Романов взял себя в руки и остался дома.

Гриша пару раз заходил, спросить воды или ещё что-то по мелочи, и Коля просто давал то, что требовалось. Не спеша заводить разговор.

Костров странно на него посматривал, но ничего не говорил. Спасибо на этом. Потому что вести интеллектуальные беседы со стояком наперевес Коля как-то приучен не был.

Романов занялся разбором дедовой библиотеки. Та хранилась в нескольких шкафах в большой комнате. Они занимали почти всю стену. К своему удивлению, Коля обнаружил тут не только традиционные, свойственные собирателям восьмидесятых в период расцвета книжного бума, детективы или классику, но и много книг по ремёслам.

В детстве Коля особо не интересовался пыльными полками, ему хватало и школьной программы. А сейчас он обнаружил тут много занимательных экземпляров. В том числе и по живописи.

Увлёкшись «Мастерами советской живописи», Романов едва не прошляпил обед. Конечно, он не обещал кормить Кострова, но учитывая, что вчера предложил это сам, сегодня бы смотрелось немного невежливо позвать его к столу.

Открыв ролик с рецептом, Коля решил приготовить пасту. Правда едва не переварил её, но вовремя спас. Зато угваздал всю плиту. Как же порой не хватало Катерины.

Но та была рада отправиться в оплачиваемый отпуск. Сама женщина приехала из Украины и дома бывала редко. Давать ей полный расчёт Коля не стал. Он всё же планировал вернуться в Москву. А найти такую же чудесную помощницу это ещё постараться надо. Ну и возможно Романову стало жаль лишать Катерину работы, та в ней действительно нуждалась.

Каким бы он ни был говнюком, что-то человеческое в нём всё же оставалось.

Когда обед наконец был готов, Коля накрыл на стол и пошёл за Костровым.

***

За всей этой готовкой Романов упустил момент, когда погода за окном испортилась.

Ветер ещё с утра нагнал туч. А теперь небо и вовсе потемнело. В воздухе запахло озоном. Казалось, вот-вот ливанёт.

На крыльце Гриши не было. Растерявшись, Коля огляделся и понял, что Костров стоит у старой поленницы в самом углу двора.

– Григорий! – крикнул он, чувствуя себя идиотом. Но не Гришей же его называть. Хоть и перешли на «ты», а всё равно как-то неловко. Без водки Коля терялся, как поступать. Агрессия уже была неуместна. А панибратство было чуждо его природе.

Костров обернулся. Он, к слову, уже надел чёрную футболку. Видимо, прохладно стало даже для него.

И в этот момент с неба хлынула вода. Просто стеной.