Александр Поехавший - Завтра на РАБоту

К счастью, здравый смысл одержал победу. Схватив и крепко-накрепко сдавив в руке твёрдую вещь, которая прельстила его серебристым цветом, Икар поплёлся к дыре, ведущей наружу. С болью наступая на повреждённую ногу, он подошёл к отверстию и чуть не умер на месте от разочарования. Оно располагалось на высоте в два его полных роста.

– Люди! – закричал он во всю глотку, но никто не отозвался.

Икар заметил высокое приспособление у стены. Это была лестница, но он не знал для чего она нужна и что с ней делать, так как при взгляде на вещь у него были мысли о том, как славно иметь эту штуку у себя в соте. Вместо того, чтобы сообразить, приставить её к стене и вылезти, Икар заворожено воображал, как он будет владеть тем, чего ни у кого нет. Он доковылял до лестницы, чтобы потрогать и погладить её. Через некоторое время она уже вовсю светилась предсмертным свечением, которое уже практически заволокло ему пеленой всё зрение.

Раздался необычайно похожий на сухую Копру хруст оторвавшегося от старой лестницы куска. Далее сверху донёсся громкий разговор людей. Все эти привычные звуки вернули Икара из мира предсмертных видений и мыслей на нашу землю, подарив последний шанс на спасение. Окончательно придя в сознание, он схватил пылающей рукой лестницу и подвинул к выходу. Но начав медленно и с большим трудом карабкаться, он остановился на полпути. Взглянув на серебристый предмет в руке, Икар решил дождаться, когда голоса людей удалятся. Это противоестественное решение было продиктовано совершенно новым приятным чувством. Оно обволакивало тело Икара с ног до головы и диктовало свои правила.

Стало снова тихо. Икар добрался до самого верха и неуклюже выглянул одной половиной лица. Вокруг никого не было. Неподалёку горели родные костры, и рядом с ними силуэты сот утешали привычным видом. Икар бесшумно выполз и как можно быстрее захромал в направлении ближайшего костра, так как он мог служить источником экстренного питания, несмотря на то, что влёк за собой несъедобный понос. Он взял охапку горящей смеси и жадно заглотнул не прожевав. Благостное насыщение разливалось по всему телу. Каждая мышца задёргалась от притоков живительной силы. Словно Феникс из древних легенд, Икар осветился на миг изнутри, как будто от маленького взрыва. Услышав приближающиеся голоса, он пустился во что-то похожее на бег, с трудом передвигая хромую ногу.

Удалившись в безлюдное место, он горячо захотел рассмотреть свою вещь. В руке было то, что называли зеркалом. Он медленно отворил защитную крышку и узрел своё отражение. Впервые за миллионы лет человек увидел то, как на самом деле выглядит его истинное лицо. По ту сторону на Икара смотрело вымазанное Копрой, коричнево-желтоватое лицо с глазами, которые ничего не выражали. Сперва он остолбенел, бегая глазами по всей отражающей поверхности, а затем начал пятиться назад. Икар так неудачно упал, что зеркало разбилось вдребезги. Осколки были очень маленькими, и он кинулся небрежно соединять их. Икар снова хотел увидеть того жуткого незнакомца и испытать на себе это невероятное чувство леденящего ужаса и гадливого омерзения. Впереди шли люди. Икар нервно засуетился, не зная, что предпринять.

– Моё, моё…, – пробубнил он себе под нос.

Единственное, что ему удалось сделать это вставить обратно в корпус небольшой осколок и отползти в сторонку.

Икар перестал носить таз на Пир. Вместо себя он отправлял Пу, который был рад подчиняться, видимо, чувствуя его мало-помалу пробуждающуюся жажду власти, порождённую контактом с вещью.

В период отсутствия карапуза он вовсю распускался и вытворял неординарные дела. После второго ухода Аэлиты нерушимая связь с вещью достигла невиданного размаха. Пу рассказывал Икару, находящемуся в некоем подобии психоделического транса, последние истории, гулявшие в народе, собственноручно кормил и поил, передавал подробную информацию о местонахождении Аэлиты, которая всё никак не могла начать разрешаться от бремени. Икар настойчиво просил Пу отгонять от неё ротозеев, которые хоть немного были похожи на самого Икара, но мальчик совсем не понимал это странное желание. Во время пребывания Пу с ним рядом, жизнь Икара будто останавливалась. Он сидел ровно на своём предмете, никуда не отходя и не отлучаясь. Икар лишь подсовывал под себя таз, чтобы наполнить.

Едва только Пу покидал соту, Икар оживал и бросался раскапывать серебристую рукоять, уже прилично стёртую в нескольких местах. Он хватался за неё, вытаскивал недозеркало и наделял всеми положительными качествами, которые он знал, одушевлял его, вёл предельно откровенные беседы о всяких пустяках, смеялся. Оно стало центром мироздания. Икар постоянно ожидал, что оно вот-вот воссоздаст того безобразного и грязного человека, как в прошлый раз. И это видение должно было до конца открыть завесу и поведать о новых неслыханных возможностях человеческого существа, уснувших много надземных лет назад. Одна только мысль о том, что ничего подобного больше ни у кого нет, необычайно сильно возбуждала, как не смогла бы ни одна самая прекрасная и умелая женщина его небольшого города.

– Моё, это всё моё, было, есть и будет… Моё…, – повторял он каждый раз. – Покажись мне снова, куда ты ушёл? Никто не хочет меня больше слушать, точнее, мне не с кем поделиться, у меня накопилось столько всего. Ты там, да? Я всё никак не могу тебя увидеть, ты такой маленький, маленький молчаливый человек, мелькаешь и мельтешишь. Я завладел одной женщиной, так как ты меня научил. Она возвращается ко мне вновь и вновь, она видит во мне силу, которую я получил от тебя. Неординарная женщина, которая перестала вести разговор. Я могу говорить ей теперь всё, что захочу.

На протяжении нескольких надземных лет с того поворотного момента, как он нашёл этот предмет, его тяжким бременем и изматывающим занятием были тщетные потуги снова разглядеть то постороннее лицо в столь крохотном кусочке зеркала. И с тех самых пор мозг подвергался прогрессирующим изменениям, порождающим и множащим сложные вопросы, которые были лишними и никому не нужными в этом дивном мирке. Также последние асоциальные поступки в отношении Аэлиты явно демонстрировали происходящие серьёзные перемены.

В тот самый переломный надземный день в соту залетел Пу раньше обычного.

– Я бежал очень быстро, чтобы сказать, что Аэлита, наконец, начала рожать! – Сердце Икара чуть не выпрыгнуло из груди, вещь выпала из рук, и он от неожиданности лёг на неё.

– Что там у тебя такое, Икар? – спросил Пу и напряг мышцы, приготовившись к напряжённой борьбе, которой они так любили заниматься.

– Это моё, – коротко ответил Икар, даже не посмотрев на карапуза – Моё, слышишь?