Андрей Дудко - Поющие мусора

– Еще бутылочка виски, как ты любишь.

– Ой, виски, – я, наверное, не смог скрыть пьяной радости. – Как раз хотел отдохнуть после работы, посмотреть какой-нибудь фильмик.

– Может, тебе хватит? – грустно спросила она.

– В смысле?

– То есть я хотела сказать, может, оставишь на другой раз? Какой-нибудь.

– Да нет, – объясняю я, – самое время, что может быть важнее собственного дня рождения.

Я взял у нее бутылку и направился в кабинет.

– Ой.

Спохватился, быстро вернулся, неловко поцеловал Светку в макушку, вдохнул запах ее волос.

– Извини, милая, мне даже недосуг с тобой поговорить. Но это же не вечно, правда?

– Как знать, – сквозь слезы улыбнулась Светка.

Я закрылся в кабинете, устроился в кресле и включил компьютер. Налил в стакан виски, выпил, расстегнул ремень и ширинку.

Люди в порне как люди в форме, посмеялся я сам с собой. Сначала были негры с хуями как у коней. Потом два белых мужика пилили одну деваху, и у первого яйца в вялой мошонке прыгали как баскетбольные мячи, а у второго они были красными и маленькими как две вишни.

Выключил. Выпил вискаря.

Даже не встает на такое. Не снимают для души. Чтобы понравилось.

Я снова налил и выпил, и рыгнул вискарем. Передернуло от мерзкого вкуса.

– Ладно, – сказал я сам себе и открыл тор.

Попробуем тяжелую артиллерию.

Свиньи, кони, козы. Что за колхоз, могли уж и в зоопарк сходить.

Собака.

Красивейший черный немецкий дог. Блестящий, накачанный.

Баба погладила его по спине. Вначале просто, а потом ласково. Дог, понятное дело, обошел ее стороной.

– Хороший мальчик, – выпил я за его здоровье и расстегнул рубашку.

Она обняла его за шею и продолжила гладить и с каждым разом рука спускалась все ниже. Маленький бледный хуй, который она теребила между неловко растопыренных лап, превратился в кипящую кровью булаву. Баба склонила голову и обняла хуй губами. Дог дернулся, но когда хуй выпал из бабьего рта, попытался вернуть его на место и ударил бабе по зубам. Она нежно лизнула хуй и продолжила начатое, и тогда уж дог не шевелился. Он стоял, замерев, и его благородная внешность скрывала, какое зверское он получает наслаждение. Лишь мелко дрожали вены на готовом взорваться хую да баба стонала и причмокивала, одной рукой придерживая конструкцию из яиц и хуя у своего рта, а другой поглаживая своего строптивого любовника, чтобы тот не убежал.

Я жаждал развития, дог жаждал развития, да и баба, чего уж, жаждала развития. В моих штанах запустилось шевеление.

Я налил еще и чуть не разбил бутылку. Проглотил, не отрывая взгляд от экрана.

Когда дог не выдержал и взялся за бабу, самой своей природой зная, что нужно делать, перевернул ее и ловко устроился у нее на спине передними лапами, я тоже не выдержал и достал то, что родилось у меня в штанах. Даже не достал, а просто выпустил на волю эту самостоятельную пружину. Этот самострел. Мою улику бесценную.

Баба задрала маечку выше, спустила трусы на ляжки и взяла дожий хуй в руку. Дог, перебирая от нетерпения задними лапами, толкнул хуй вперед и попал в ягодицу. Баба встала поудобнее, направила хуй в пизду и вставила. В этот момент я тоже наложил руку на самого себя. И стал резко двигать, в такт насаживаний бабы на дога. В какой-то момент дог тоже включился в работу, и от одного зрелища, как его крепкие как орехи, гладкие, как полированная сталь, собачьи яйца ударяются о поблескивавшую разверстую пизду, я кончил в два движения.

– Ебаный в рот.

На живот и на грудь, и немного даже на рубашку.

– Ебаный в рот, – повторил я и попытался снять пальцами с волос на животе, но только размазал.

Правой рукой держал истекающий хуй, двумя чистыми пальцами левой взял мышку и позакрывал окна. Протопал к двери и выглянул. Чисто.

Шмыгнул в ванную, смыл с себя и застирал краешек рубашки. Вытерся сухим полотенцем, почистил зубы и пошел в спальню.

Светка как всегда не спала и плакала. Я лег и нежно погладил ее по голове.

– Беря пример со смиренных женщин Востока, принимаю отведенную мне роль, – дрожащим голосом сказала она.

– Ну что же ты, милая, о чем ты?

– Слушай, – перевела она тему, – а ты не мог бы принести мне воды?

Конечно, я хотел спать, и самое время бы закозлиться, но я был пьян и удовлетворен, в таком состоянии мной легко манипулировать.

– Будет сделано, товарищ женщина Востока! – козырнул я и, подчеркнуто печатая шаг, направился на кухню.

– Холодненькой! – громко шепнула Светка.

На кухне я спустил воду из крана и подставил кружку.

– На, – принес в спальню и сунул Светке в протянутые руки.

– Все-таки любишь, – сказала она.

– А то, – говорю.

– И я тебя.

– Ну, а теперь спатеньки, – сказал я и отвернулся.

Я перевел будильник на пять минут, потом еще не помню сколько раз. Нависла Светка.

– Вставай, Сереженька, автобус проспишь.

А я услышал:

– Рассольник хочешь? Ты весь горишь.

– Хочу, – говорю.

– Что?

– Рассольник.

И проснулся.

– Забудь, – говорю, – все, что я сказал. Сколько времени?

А стрелки часов к тому времени показывали уже девять часов.

– Девять.

– Нет времени разглагольствовать, – сказал я и отстранил Светку.

Забрался в душ, смыл подзалупный творог. И весь заодно помылся.

Почистил зубы, побрил ебло. Бросил бритву, пасту, щетку, мыльницу и туалетную воду в косметичку. Подумал, достал воду и напшикался.

– Скорей-скорей, – с вилкой в руках, сидя над тарелкой, подгонял я на кухне Светку. – Боевая тревога.

Она подала мне кофе с бутербродами и погладила по голове. Я перднул.

– Успокойся, милая, я скоро вернусь.

– А что же мне без тебя делать?

– Главное, пиздой не торгуй, – пошутил я, и у нее снова стало лицо как у заложника – спасите меня кто-нибудь.

Вошел пиздюк.

– Званый завтрак, – говорю. – Ванюша.

– Я – Карлуша.

– Не Фридрихуша?

– Карлуша.

– Что вообще делать будешь?

– Отдыхать.

– А то ты много работаешь.

– Вы телевизор смотрите, а я домашку делаю до самой ночи.

– А что ты хотел, – говорю. – Учиться надо.

– Задрало, – сказал он.

– Ну ты, блядь, язык придержи.

Он насупился и взял кружку с чаем. Я хлопнул кофе, закусил бутербродами и собрал манатки. Кинул в сумку недопитый вискарь, два томика «Обожженных зоной». Обернул парадную форму целлофаном, сложил и сунул сверху, сам оделся по гражданке.

Пыльный в зеркале. Или пьяный. Выдавил прыщ у подножия левого крыла носа. Съел желтенькое. Черную точку еще, за которой таился голубоватый червячок.

– Ну что, пока, квартира, – говорю.

– Пока, – обняла меня Светка. – Мы будем скучать.