Лана Муар - Новогодняя аллергия

– Если ты решишь, то я не против. – говорит ее тело. – Только ты решаешь, что будет. А я сделаю все, что ты захочешь.

Дальше возбуждение ядом проникает в кровь и разносится по венам в самые отдаленные уголки тела. Я начинаю слышать за шумом воды ее дыхание. Лика встает передо мной, прижимается к груди, я поднимают руки и упираюсь в стену, ограничивая пространство, в котором она может двигаться. Чтобы ее соски чертили по моей коже чаще, чем этого хочет она. Мой член упирается в упругий живот, Лика немного отстраняется, но я делаю шаг вперед, впечатывая ее спину в кафель.

Шум воды исчезает, хотя горячие струи все еще хлещут по спине, переплетаясь с тонкими пальцами, пробующими прочертить не озвученный вопрос:

– Ты точно не хочешь меня сегодня? – пишут острые ноготки, оставляя красные следы на лопатках.

Я открываю глаза. Я хочу увидеть то безумие, которое проснулось в Лике. Так ли оно велико, как мне кажется. Она легонько закусывает нижнюю губу и резко разворачивается ко мне спиной, прижимаясь грудью к стене. Она просовывает свои ладошки под мои, чуть расставляет ноги, прогибается…

Если я сейчас уйду, ничего не произойдет. Не будет никому не нужных звонков и истерик. Не будет обид и слез, битой посуды и обвиняющих взглядов. У нас нет отношений, нет обязательств. Только аэробная нагрузка, как называет это Лика. Я медленно провожу ладонью по ее руке, спускаюсь по спине на поясницу, обхватываю ее за талию и резко вхожу. Она легонько вздрагивает, чуть откидывает голову назад и сильнее упирается в стену, чтобы следующим движением я вошёл глубже.

Есть два типа женщин: первые отдаются потому что ты заявил свое право, вторые – отдаются самому процессу. Лика – вторая. Она упивается каждым моим движением, каждым толчком. Пропускает мои руки туда, где им хочется быть в данное время. И если моим пальцам вдруг покажется, что горошинка ее клитора нуждается во внимании, то она через мгновение накроет их своими, поймает мой ритм и отпустит дальше изучать кожу живота или полушария грудей. Лика еле слышно постанывает, медленно плавится… По ее ногам пробегает мелкая дрожь, усиливающаяся с каждым мгновением, словно чья-то невидимая рука подвела к ней напряжение и увеличивает его шаг за шагом.

Я упиваюсь тем, как она кончает. Почти задыхается, хватает воздух губами, пальцы под моей ладонью пробуют пронзить кафель стен и пробороздить в нем глубокие отметины. Это возбуждает до сумасшествия, поднимая температуру во всем теле на несколько градусов, обостряя и без того уже оголенные нервы. Я не слышу свой хриплый рык, лишь на пальцах чувствую острые ногти…

Дима забирает сумку из моих рук и открывает дверь. Пигалица на переднем сиденье старается спрятаться за спинкой и не издает ни звука. Хоть где-то она ведет себя так, словно ее не существует.

– Дима, «Версаль». – коротко говорю я и прикрываю глаза.

Ребра предательски ноют – Все же Гера прав, нужно сделать снимок. Просто для того, чтобы на следующей неделе он убедился в том, что у меня нет трещин и переломов. Я практически уверен, что их нет, но лишним не будет. Удивительно, что за всю неделю мысль о рентгене у меня не возникала, видимо Пигалица своей выходкой умудрилась стереть ее из головы, и ноющие ребра ушли на второй план. Сквозь прикрытые веки смотрю на маячащую макушку на пассажирском сиденье – Луковая елозит так, словно под ее задницей расположилась стая ежей.

– Хватит дёргаться. – говорю я и она замирает.

Буквально на пару минут, а потом снова начинается это мельтешение. Край макушки над подголовником и высокий хвост дёргаются, словно из-под земли пытается выбраться взбесившаяся луковица. Мне становится смешно. Я несколько мгновений сдерживаюсь, а потом начинаю смеяться в голос.

– Луковая, ты уверена, что в твоей фамилии ударение именно на «А», а не на «У»? – спрашиваю я.

– Да, Даниил Владимирович. – макушка с хвостом застывают.

– Тогда завтра сделай что-нибудь другое со своими волосами, а то с этим хвостом ты напоминаешь луковку из мультфильма.

Пигалица вздрагивает и через мгновение кивает.

– Какие-нибудь предпочтения, Даниил Владимирович? – спрашивает она, и в ее голосе чувствуется смесь обиды, удивления и ни капли страха, который ее бил буквально несколько часов назад.

– Без разницы. Завей, распусти, придумай что-нибудь. Все-таки ты женщина.

– Я ваш помощник, Даниил Владимирович. – Луковая произносит это с вызовом и тут же съеживается так, что над подголовником едва виднеется краешек ее хвоста.

– Дима, останови машину! – рычу я. И только она замирает медленно шепчу, – Повтори, что ты там сказала!

– Я… я… я ваш помощник. – пищит Пигалица.

– Именно! Запомни это! Если я сказал, то ты сделала. Без возражений и вопросов. Ненужную браваду оставь для других случаев. Ясно?

– Да, Даниил Владимирович.

– Дима, поехали.

Машина плавно трогается, а меня начинает злить одно только присутствие этой Луковицы. Вместо того, чтобы сидеть ровно и не отсвечивать, она умудряется в самый первый день капать мне на нервы. Чертов самолетик! Надо было увольнять. Толку все равно не будет. Что есть, что нет.

– Дима, останови. – снова говорю я. И пока машина перестраивается в правый ряд зло произношу, – Луковая, сейчас выметаешься и шуруешь покупать костюм, а потом к парикмахеру, стилисту, визажисту… К кому хочешь! Но чтобы завтра о твоем хвосте я не вспомнил! Считай, что сегодня для тебя был вводный день, который ты к херам просрала по всем пунктам! Завтра, с самого утра Дима заедет за тобой, и молись всем своим богам, чтобы мне понравилось то, что я увижу! Ясно?

– Да, Даниил Владимирович. – еле слышно доносится спереди.

– Замечательно. А теперь вали!

Я молча дожевываю стейк и недовольно поглядываю в сторону входа. Кума решил все-таки объявиться. Позвонил, сказал, что подъедет, и тишина.

– Кофе, Даниил Владимирович?

– Да. И счёт.

Официанты в «Версале» знают мои предпочтения и не стоят над душой. Если был стейк, то в конце я обязательно закажу кофе. Без молока и сахара. Вот и сейчас на стол опускается крохотная кружка с черным как смоль напитком, а рядом шкатулка, в которую я не глядя кладу несколько купюр. Примерную стоимость я уже давно знаю, а все остальное – чаевые. Достаточно щедрые. Лучшая мотивация запомнить мои привычки.

– Здорово! – Кума плюхается на диванчик и улыбается во все тридцать два зуба. – Уже кофеманишь?

– Тебя ждать не стал.

– Да мы тоже ненадолго. Так, чисто кофе попить. – он стягивает шапку, расстегивает куртку и бросает ее на спинку. – С Галчонком на каток ездили. Сто лет на коньках не стоял.

– Ясно. А где потерял своего птенчика?

– Носик пудрит. – Кума быстро пробегает глазами по меню, заказывает два капучино и несколько пирожных. – Дэн, слушай, я тебя очень прошу, не надо с ней вот этих твоих подколов.