Маргарита Минина - Вертеп. Роман

***

Психиатры считают, что главный признак шизофрении – расщепленность сознания. Говорят даже о раздвоении, а то и растроении личности. Как часто бывает, задолго до ученых это явление было описано в художественной литературе. Знаменитый роман «Странная история мистера Джекила и доктора Хайда» Роберта Стивенсона (того самого, который «Остров сокровищ») – классический и самый яркий пример. Полвека назад сенсацию в мире психиатрии вызвало обнаружение реальной множественной личности – в одном человеке, вернее, в его сознании, обреталось сразу несколько непохожих, а порою и несовместимых друг с другом личин.

Это все захватывающе интересно, и я даже когда-то опубликовала на эту тему статью. Но сейчас я не об этом. Нет, шизофренией я не страдаю – хоть от нее бог миловал. Но в моем случае дело обстоит еще безнадежнее. Я уже давно поняла, что у меня произошло расщепление сознания и тела. В полном соответствии с формулой, придуманной каким-то знатным большевиком: «Верхи не могут, а низы не хотят».

«Верхи» – это сознание. Оно отдает телу приказы и рассылает ему всякие указания. А тело должно послушно подчиняться. Но мое тело игнорирует эти приказы и подчиняться отказывается. Сознание хочет – родить ребенка, испытать удовольствие от секса. И не может – пасует перед своеволием тела. А тело как раз может, но не хочет – ни беременеть, ни чувствовать.

На самом деле все обстоит еще хуже. Я не случайно пару раз при описании бесчувственности моего тела употребила слово «почти». Потому что иногда оно все же что-то чувствует. И пусть это что-то не более чем жалкий суррогат того, что я испытывала прежде, но все-таки какой-то отклик возникал, а, значит, тело не было совсем уж бревно бревном. Увы, чтобы ощутить этот отклик, сознание должно выполнить некое условие, совершить то, чему оно всеми силами противится. Ибо его выполнение куда более унизительно, чем даже моя готовность лечь чуть ли не под первого встречного. А всего-то требуется, чтобы сознание воспроизвело во время соития картинку моего изнасилования, совершенного когда-то АМ и КА.

Каждый раз во время очередного совокупления я корчилась от отвращения, пытаясь стереть всплывающее помимо моей воли из потаенных глубин памяти это чудное мгновенье . И каждый раз сдавалась и допускала эту картинку в свой мозг. Словом, чтобы испытать хоть какие-то ощущения мне необходимо воссоздать ту гнусную сцену. И чем ярче выходит эта картинка, тем сильнее на нее откликается тело. Что может быть постыднее? Ведь чуть ли не ежевечерне эта мерзость заново оживает в моей голове, но мало того – я еще силюсь разглядеть и «упиться» самыми унизительными для меня подробностями. Вот почему я никак не могу забыть ни эту сцену, ни обоих действующих в ней персонажей. Да, я их ненавижу, но одновременно только с их помощью могу достичь моего жалкого удовольствия.

Конечно, это уже полная патология. У меня не оставалось сил, чтобы бороться и с оледеневшим телом, и со смердящей душой. А после смерти мамы ко всему еще добавилось нестерпимое чувство вины. И эта вина, и то, что другим виновником ее гибели оказался АМ, завязало все в еще более тугой и не разрубаемый узел. И я поняла, что сама не смогу не то, что этот узел развязать, но хотя бы чуть-чуть ослабить. Просто сойду с ума.

И тут одна приятельница поведала мне про своего психотерапевта. «Самого лучшего и, вообще, потрясающего!» – так охарактеризовала его она, и продолжала с искренним восторгом: «У него, понимаешь, свои собственные уникальные методы. Они, конечно, э-э-э,.. не вполне конвенциональные… и даже могут шокировать. Но зато эффективные. По крайней мере, мне очень помогли, да. Он, конечно, монстр. Сущий монстр – но какой очаровательный! Ах!.. С улицы, понятно, к нему не попадешь. Только – по знакомству. Но тебя-то он, наверняка, возьмет – уж больно охоч до женского полу. Правда, берет дорого…» – тут она назвала сумму за визит. «Не знаю, как он сам, но гонорар у него, действительно, потрясающий», – не удержалась я.

– Поверь, он того стоит! В общем, если хочешь, я попробую тебе устроить первую, так сказать, ознакомительную встречу. А дальше он уж сам решит. Ну, так как – звонить?

Я знала свою приятельницу, как весьма скептическую особу – искренний восторг, звучавший в ее словах, меня удивил и отчасти заинтриговал. Словом, я решила попробовать:

– Отчего не сходить? Если уж он такой необыкновенный и разособенный. На следующий день моя обязательная приятельница сообщила: «Тебе повезло, ОН согласился. Вот его телефон, теперь созванивайся сама».

***

Мне было назначено через неделю на шесть часов. Его офис располагался в роскошном особняке в одном из переулков за Тверской, о чем гласила табличка «Мамонов Т. И., доктор психологических наук, профессор».

«Фу, черт! Так он еще и профессор, – подумала я не без некоторого насмешливого, но опасливого уважения. – И фамилия подходящая для таких гонораров». Я плюнула на лифт и отправилась пешком на третий этаж.

Открыв дверь, рядом с которой висела такая же, как и внизу, табличка, я оказалась в предбаннике. Даже слегка опешила, увидев за столом не деловитую секретаршу, а огромного юного детину с едва пробивающейся растительностью на подбородке и румяных щеках. Младше меня лет на семь, как минимум. Он с кем-то беседовал по мобильному телефону и лишь на секунду отвлекся, чтобы уточнить: «Вы – Маргарита Александровна?» До назначенного времени оставалось еще 15 минут. Я была уверена, что детина предложит мне кофе или хотя бы воды из кулера. Но он и не подумал, а продолжал вести свой явно неделовой разговор.

Вдруг вспыхнула лампочка над дверью кабинета. Детина встрепенулся и сказал: «Заходите! Маэстро вас ждет».

«Надо же, не иначе как маэстро! Что ж, поглядим», – подумала я, заходя в дверь, бегло оглядела убранство кабинета и самого его хозяина – и ощутила жуткое разочарование. Начну, пожалуй, с обстановки. Она была точно такой же, как в голливудских фильмах о психотерапевтах – глубокие кресла из черной кожи, непременная психоаналитическая кушетка, дипломы и свидетельства на стене за креслом монстра. Единственным необычным предметом оказалась стоящая в углу ширма, как во врачебных кабинетах. И зачем она тут?

Ладно, это все ерунда. Но вот сам маэстро… При виде меня он вскочил со своего кресла, обогнул стол и чуть ли не опрометью кинулся мне навстречу, так что мы сошлись в середине комнаты. Он был низенький (я и сама-то не великанша, но все-таки на полголовы возвышалась над ним), весь какой-то скрюченный, вернее, скособоченный – левое плечо явно выше правого, так что мне вдруг померещился горб. Хотя горба на самом деле не было.