Эрика Йонг - Сердце Сапфо

Внизу подо мной кипит, словно в котле, море. Надо мной, как фурии, визжит ветер. Я силюсь увидеть Алкея в тумане, окутывающем кусок суши, который возвышается над темным, будто вино, морем. Я думаю о великих поэтах, живших и умерших до меня. Боги не пощадили Гомера, хотя и сохранили его слова. В чем смысл жизни? Она сплошная череда горьких разочарований и сожалений. Любовь проходит. Жизнь проходит. Лучше умереть, чем влачить это существование — старуха на попечении дочери. Я помню сундук, в который аккуратно уложила мои папирусы в моем родном доме в Эресе.

— Храните это сокровище, не щадя жизни, — сказала я своим сторожам. — Когда Гектор вырастет и станет мужчиной, вы передадите ему эти папирусные свитки. Он поймет свою бабку. Как всегда понимал.

Возможно, добравшись до вершины, я проверю легенду Лефкаса. Не думаю, что я планировала это заранее, но мысли о прыжке теснятся в моем затуманенном мозгу. Глядя вниз, я вижу маленькие лодочки, качающиеся на волнах. Влюбленные прыгают со скалы, чтобы избавиться от безответной любви, а друзья ждут внизу, чтобы выловить их из моря живыми или мертвыми. Некоторые из прыгавших наверняка погибли, ударившись о воду. Но многие выжили и были спасены. Все в руках богов. Может быть, мне следует выразить свое почтение Афродите и прыгнуть. Если мне суждено, я выживу. Если суждено погибнуть — так тому и быть!

И вот я на вершине скалы — смотрю вниз. Колени подгибаются. Дышится тяжело. Я подхожу к самой кромке. Перевешиваюсь через край, подаюсь назад, перевешиваюсь через край, подаюсь назад — представляю, как примеряю на себя крылья вроде Икаровых и лечу над пеной. Я балансирую между жизнью и смертью — не могу ни на что решиться, воображаю, как ледяные воды в царстве Аида лижут мои пятки. Я дразню богов и себя, свешиваясь за край, а потом резко откидываясь назад. Я думаю, что владею ситуацией, что смеюсь над бессмертными. Но на этот раз я перевешиваюсь слишком далеко. И тут, без всякого моего желания, нога у меня подворачивается — и я падаю.

Падение, кажется, длится вечность. Падая, я зову Клеиду и Гектора. Мне является внучка, которую я никогда не буду держать на руках. Я вспоминаю Алкея во всей его юношеской красе и тяну к нему руки. Я вспоминаю мою мать, вспоминаю, как любила ее. Моего воина-отца, которого я вскоре снова увижу в царстве мертвых. Я вспоминаю деда и бабку… а потом яростная бурлящая вода бросается мне навстречу.

Вниз, вниз, вниз — я ухожу все глубже под воду. Соль щиплет мне нос и глаза. Хитон набухает и тянет меня вниз. Мои золотые сандалии срываются с ног и идут на дно. Я уже мертва или вот-вот умру? Смерть — это в чьем царстве? Посейдона или Геи? Сколько я еще буду погружаться — вечность? Утону ли я в море или вознесусь к облакам? Окажусь ли я в царстве Аида со всеми этими тенями, которые ничего не чувствуют и жаждут ощутить прикосновение?

Проходит целая бездыханная вечность, и я поднимаюсь к серебряной поверхности воды. Я вижу над собой днище маленькой лодки. Наконец я выныриваю и жадно глотаю свежий морской воздух, набираю полные легкие. Я плыву в солнце.

Через борт лодки перевешиваются три знакомых лица: Алкей, Праксиноя, Эзоп.

— Слава богам, которые снова свели всех нас! — кричит Алкей.

— Будь благословенна Афродита! — восклицает Пракс.

— У меня сердце чуть не разорвалось, когда я увидел, как ты прыгнула! — кричит Эзоп.

Полузахлебнувшаяся, но в ясном сознании, я вдыхаю воздух исстрадавшимися легкими. Абсолютно голая, мокрая, я забираюсь в лодку к этим троим — моей истинной родне.

И вот мы живем на этом маленьком солнечном острове с кентаврами и амазонками. Хирон хочет назвать наш остров Кентавркадией, а Праксиноя — Амазонией, но в остальном между нами нет разногласий. Мы не можем остановиться ни на одном названии, а потому никак не называем наш остров, который отпугивает людей. Естественно, если у тебя нет имени, никто не хочет посещать тебя. Нас это вполне устраивает.

Мы с Алкеем залатали нашу любовь. Эзоп — наш дражайший друг и живет с нами в полной гармонии. Пракс справедливо и мудро правит амазонками, разделяя власть поровну с Хироном. Мы живем в мире, сочиняем песни и притчи, работаем в саду. Выращиваем виноград и оливки, ловим рыбу в благодатном море, а из козьего молока готовим сыр. У нас есть все. Нам не на что жаловаться. Вот только. Только…

Алкей знает, что Клеида — его дочь и что у него есть внук Гектор. Он узнал это от Дельфийского оракула. Оракул, естественно, каждому является в том виде, в каком мы сами воображаем его. Кем на самом деле был мой оракул — переодетой Афродитой? Мы с Алкеем часто обсуждаем это, но единого мнения у нас так и нет. Алкей жаждет увидеть внука. Но я говорю ему:

— Не езди больше на Лесбос. Дом уже не там, где ты думаешь, и жизнь счастливее здесь, среди друзей.

Иногда Алкей начинает ворчать и не хочет слушать слов утешения. Тогда я обнимаю его и говорю:

— Мы с тобой настоящая родня. Дети должны жить собственной жизнью. Они приплывут к нам, когда будут готовы.

Однажды летним днем мы гуляем по песчаной косе нашего зеленого острова и замечаем вдалеке парус. Нас никто никогда не навещает, а потому мы с Алкеем смотрим как зачарованные. Мы смотрим на парус — он все приближается и приближается. Когда корабль уже почти достигает нашей косы, гребец перепрыгивает через борт и тащит его за канат. Он ищет место, где можно было бы причалить.

— Не здесь! — кричу я. — Здесь смертельно опасные скалы. Они пробьют корпус!

— Тогда плывите вы к нам! — кричит моряк.

— Кто вы? — ревет Алкей.

Но ветер уносит его слова. Некоторое время лодочка прыгает на волнах: на палубе никого нет.

— Ну что, поплывем к ней? — спрашиваю я Алкея.

— Откуда ты знаешь, что там друзья, а не враги? — спрашивает он.

— Я не знаю, но мне кажется, он приплыл с миром:

— Тогда поплыву я. А ты оставайся здесь, Сапфо.

Сердце у меня замирает.

— Я больше не могу тебя потерять! — говорю я Алкею.

Но не успеваю его остановить — он, как дельфин, прыгает в воду и, словно сумасшедший, несется к неизвестному кораблю.

Я вижу, как он переваливается через борт. Вижу, как гребец помогает ему. Вижу прекрасную золотоволосую женщину — она поднимается на палубу с золотоволосым ребенком на руках. Вижу отважного мальчика рядом с ней и узнаю его — это, конечно, Гектор!

Ах, мое сердце! Мое сердце!

Я прыгаю в воду и плыву к лодке.

— Бабушка! — кричит Гектор.

Алкей на палубе, плачет слезами радости.

— Я приплыла, мама, чтобы познакомить тебя с моей дочерью.