Алан Беннетт - Вторая молодость миссис Доналдсон

— Миссис Бэкхаус! Когда ваш муж упал…

— Смотрите на нее, — велел Баллантайн. — Вы же знаете, что произошло. Не прячьтесь за бумажками.

— Когда ваш муж упал… Вы что-нибудь знаете о мозге?

— Миссис Бэкхаус ничего не знает о мозге, — сказал Баллантайн. — Но хочет узнать — узнать о муже.

— О мозге я какое-то представление имею, — ответила миссис Бэкхаус. — Я работала в бригаде Скорой помощи в Сент-Джонсе.

— Признаю свою ошибку, — подал голос Баллантайн.

— У него был удар?

— Не совсем, — промямлил Прентис. — Впрочем, кровотечение имело место.

— Я знаю. Я видела кровь. Потому и вызвала «скорую».

— Мы положили его в отделение интенсивной терапии, но он впал в кому…

— Он умер?

Прентис взглянул на Баллантайна.

— Вот здесь сестра и пригодилась бы.

— Сестры еще не вернулись, — сказал Баллантайн. — Пошли поесть рыбы с картошкой. Или попить чаю с хлебом-маслом. Вы здесь один.

— Позвольте предложить вам чаю?

— Не надо чая! Вы еще не сказали, что ее муженек помер.

— К сожалению, он скончался. Не хотите ли чаю?

— Чая нет! — взревел Баллантайн. — Вырубили электричество, буфет закрыт. Не бегите от нее. Чай, сестра, бумажки… Почему вы от нее прячетесь? Вы за нее в ответе.

— Может быть, вы хотите кому-нибудь позвонить? — предложил Прентис. — Можно с моего мобильного.

— У нее и свой есть, — сказал Баллантайн.

— Вы давно замужем? — спросил Прентис.

— Интересный ход, — сказал Баллантайн, — но поскольку он мертв, надо спросить: «Вы много лет были женаты?»

Группа захихикала.

Прентис взял миссис Бэкхаус за руку, кто-то, не сдержавшись, фыркнул.

— Не понимаю, чего вы смеетесь, — сказал Баллантайн. — И вообще, что вы, болваны такие, над своими же глумитесь.

Студент из последнего ряда покачал головой и напустил на себя серьезности.

— Продолжайте, Прентис.

— Наверное, я лучше просто посижу рядом, подержу ее за руку. Пусть она выговорится, — сказал Прентис. — Только вот…

— Что?

— А если это был бы мужчина? — сказал Прентис. — Тогда его за руку держать неуместно.

— Положить руку на плечо, что ли? Боже ты мой, ваше поколение помешано на прикосновениях. Только умоляю, без объятий. Просто постарайтесь почувствовать ситуацию. Вы же люди — ну, большинство из вас. Состраданию научить нельзя.

Прентис немного подержал миссис Бэкхаус за руку.

— Сволочь он был, — сказала миссис Бэкхаус.

— Простите? — удивился юноша.

— Муж мой, мистер Бэкхаус. Свинья.

Аудитория тихо ахнула.

— Вы просто очень расстроены, — сказал Прентис.

— Вовсе нет, — ответила миссис Бэкхаус. — Я понесла утрату, но я не расстроена.

— Нужно время, чтобы это принять.

— Он мертв, — сказала миссис Бэкхаус. — Все принято. Двадцати пяти лет брака как не бывало. Он мертв.

Поскольку утешений не требовалось, Прентис отпустил руку миссис Бэкхаус.

— Ничем не могу помочь, Прентис, — сказал Баллантайн. — Вы тут один на один.

— У вас есть дети? — спросил Прентис.

— Дочь. Наверное, ей надо сообщить.

— Она расстроится?

— О да! Больше никаких подачек. Никаких обедов с папочкой. О, она будет безутешна.

— Ну, — сказал Прентис, — я думаю, вы справитесь.

И встал, чтобы завершить наконец эту довольно отвратительную сцену. Прентис пожал ей руку — вроде бы выражал соболезнование, однако в соболезновании нужды не было.

— Если вы подождете, вам принесут бумаги, которые необходимо заполнить.

Прентис уже собрался уйти, но обернулся.

— Я хотел спросить… это пустая формальность… Чем занимался мистер Бэкхаус, когда упал?

Миссис Бэкхаус посмотрела на него.

— Ничем не занимался.

— Он оступился?

— Понятия не имею. Я была наверху, услышала грохот, спустилась, а он на полу.

— Врач из Скорой сказал, что он, по-видимому, упал с табуретки.

— Он что-то доставал с верхней полки… Он там прятал бутылку.

— Что ж… — Прентис вдруг взял дело в свои руки. — Придется провести вскрытие. Коронеру нужно будет во всем разобраться.

— Коронеру? — воскликнула миссис Бэкхаус. — Будет дознание? Зачем? Я читала, что дома происходит девяносто процентов всех несчастных случаев.

— Так оно и есть.

Она снова села.

— Я была наверху. Я тут ни при чем. — Прентис молчал. — Можно мне чаю?

По окончании выступления были даже робкие аплодисменты, и сам Баллантайн хлопнул несколько раз в ладоши.

— Очень хорошо, Прентис, а вы, миссис Доналдсон, нас просто заинтриговали. Может, мы и немного узнали о том, как сообщать печальные новости, а о том, как утешать скорбящих, и того меньше, но хотя бы вспомнили, что смерть — это не всегда горе, утешение предлагать следует, но оно не всегда приветствуется. Понесший утрату знает умершего, а врач нет, а раз не знает, то как выразить соболезнования? Да, конечно, это просто формула вежливости, но скорбящий может полагать, что вежливости здесь не место, и все, кроме искреннего горя, — лицемерие. Люди — существа непредсказуемые. И я думаю, — он взглянул на часы, — именно этому мы можем научиться.

Студенты расходятся, некоторые на прощанье улыбаются миссис Доналдсон.

— Вы ребятам нравитесь, — сказал Баллантайн. — Они считают, вы классная.

«И я тоже», — хотел добавить он, но смолчал.

— Вы так часто делаете неожиданные ходы, что все уже почти привыкли ждать их от вас. Я вот пытаюсь научить их изображать сострадание, а вы их учите чему-то другому.

— Чему?

— Честности — звучит слишком пафосно. Наверное, быть чистосердечными. А не просто внимательными.

И он ушел, печально качая головой.

На самом деле миссис Доналдсон мало думала о сценке, которую они разыгрывали. Она была не в настроении изображать убитую горем вдову или хоть как-то опираться на свой опыт. Ее дочь оплакивала отца слишком бурно, а сама она делала это по обязанности и довольно формально, так что в некотором смысле бесчувственность миссис Бэкхаус была ею прочувствована. Но она никогда не питала ненависти к мужу, он просто ей наскучил; бутылка на верхней полке, возможно, прибавила бы живости их отношениям.

К тому же Делия отметила, что миссис Доналдсон выглядит усталой — что, ввиду ее еженощных бдений у стены спальни, было неудивительно. Так что она решила позабавиться над Прентисом и его жалкими попытками проявить заботу, чтобы показать Делии, что та ошибается. Поворот сюжета был неожиданный, и она решила, что студенты смеялись именно поэтому. Саму ее удивило, что Баллантайн сумел извлечь мораль из того, что с ее стороны было просто дурачеством, и она опять убедилась, что Баллантайн может быть хорошим учителем, но этого она ему не сказала — опасаясь осложнений («Может, пообедаем вместе?»), которые неизбежно последовали бы.