Мануэль Пуиг - Любовь в Буэнос-Айресе

Молча, чуть заметно улыбаясь, она взглянула на молодую собеседницу. Та спросила, хорошо ли она себя чувствует, на что художница, вместо ответа, в свою очередь спросила, каким образом Лео поведал им с мужем о ее существовании. Соседка объяснила, что тот часто страдает бессонницей и тогда приходит к ним поболтать — зная, что молодая пара, ввиду капризности летного расписания, как правило, бодрствует ночами и спит днем, если позволяет ребенок. И тут же пригласила художницу к себе — выпить по чашке молока с тортом, точнее, пирогом, который она сама испекла. Та, не ответив на приглашение, продолжала расспрашивать о выражениях, в которых отзывался о ней Лео. Молодая хозяйка повторила свое приглашение, добавив, что, во-первых, молоко способствует хорошему сну, а во-вторых, так ей будет удобнее рассказывать гостье о беседах с Лео, которые так их заинтересовали, что муж даже пожалел, что не летит в следующем месяце в Сан-Паулу, — а то бы мог поприсутствовать там на ее представлении...

Художница спросила, кем работает муж, и узнала, что радистом на международных авиалиниях. Молодая супруга окинула взглядом затянутое облаками небо и пожаловалась, что, наверно, никогда не привыкнет к постоянному риску, с которым связана такая работа, всегда в полете. Собеседница попыталась утешить ее, сказав, что риск, испытываемый летящими в самолете там, под небесами, — ничто в сравнении с тем, которому ежесекундно подвергаются они, остающиеся внизу, среди опасностей и нечистот современного города. Та отвечала, что понимает это, и, помолчав, добавила, что ее мать умерла три года назад от инфаркта, вызванного долгими годами работы телефонисткой в душном, антисанитарном помещении. При этом на глазах у молодой женщины невольно выступили слезы. Художница сказала, что глубоко ей сочувствует, и после некоторой паузы добавила, что принимает приглашение на чашку молока.

Когда она вошла в отпертую ей дверь, молодая хозяйка, спохватившись, сказала, что если Лео дома, она будет рада видеть и его тоже. Гостья успокоила ее, сказав, что его нет: она находится в его квартире именно потому, что тот, уезжая на несколько дней, попросил ее пожить у него. Хозяйка попросила ее говорить потише, чтобы не разбудить малыша, и показала ей фотографию своего мужа — молодого мужчину приятной наружности и с приветливым выражением лица, в фуражке. Гостья внимательно вгляделась в его черты, потом осмотрелась по сторонам, скользя взглядом по обстановке, встала и подошла к висящей в рамке на стене фотографии, на которой молодая хозяйка с мужем запечатлены были в день свадьбы. Покуда та отправилась на кухню за молоком и пирогом, Гладис бросила быстрый взор на разобранную постель, брошенное на полу полотенце и повешенную на спинке стула пижаму большого размера. И снова перевела взгляд на портрет молодого мужчины в летной форме, заслышав приближающиеся шаги. Когда хозяйка вошла в комнату, она спросила, стала ли та после смерти матери суеверней. Та подтвердила, добавив, что ее начал постоянно мучить страх потерять мужа в авиакатастрофе или ребенка, в силу какой-нибудь из тысячи причин: уронив, или дав ему что-нибудь не то съесть, или еще из-за чего-нибудь. Болезней, эпидемий она боится меньше, так как малышу сделали все необходимые прививки. Вообще, эти мрачные опасения часто не дают ей спать — но только когда мужа нет дома.

Художница похвалила пирог. Молодая хозяйка положила ей еще кусок и предложила дать снотворного. Гостья спросила, примет ли та его тоже, за компанию. Хозяйка сказала, что нет — иначе малыш проснется раньше нее. Тогда гостья тоже отказалась. Лицо ее снова как-то помрачнело, и она поднялась, чтобы вернуться обратно. Хозяйка взмолилась, чтобы та посидела еще немного и рассказала о выставках, которые собирается устраивать после Сан-Паулу. Художница еле слышно ответила, что пока не знает своих планов, и умолкла, изо всех сил сжав губы. Молодая женщина поинтересовалась, можно ли будет увидеть ее произведения в Буэнос-Айресе. Та сказала, не исключено, хотя, к сожалению, вчера она не пошла на важный для нее прием, где как раз должна была идти речь об этом. Хозяйка нетактично спросила, что же ей помешало, и услышала в ответ, что той нездоровилось. Соседка сочувственно попросила не стесняться и, если такое случится снова, звонить ей, так как она целый день дома одна с малышом, — и даже ночью, если с балкона виден свет в ее окне. Гостья, отведя взгляд в сторону, поблагодарила и объяснила, что завтра, вероятно, ее уже здесь не будет.

Хозяйка встала и снова прошла на кухню, за новой порцией молока, так как заметила, что гостья не прикоснулась ко второму куску пирога и объяснила это тем, что той нечем его запить. Однако по возвращении она увидела, что та стоит возле двери, собираясь уйти. Она подумала, что дальше уговаривать не стоит, и предложила художнице захватить недоеденный пирог с собою, чтобы оставить на завтрак. Та, стоя в открытых дверях, ничего не ответила, лишь улыбнулась краешком губ. В квартире молодой хозяйки зазвонил телефон. Она попросила гостью зайти еще на минутку и закрыть дверь. Звонил муж — уже из аэропорта, чтобы в последний раз спросить, не надумала ли она, чего бы ей хотелось получить из Парагвая. Молодая женщина ответила, что не придумала, — хотя, быть может, ее гостья захочет заказать что-нибудь — и она принялась объяснять супругу, о какой гостье вдет речь. Тот, внимательно все выслушав, сказал, чтобы жена пригласила художницу на ужин: он вернется в три часа дня и успеет вздремнуть. Хозяйка, обращаясь к Гладис, спросила, не хочет ли та чего-нибудь из американских товаров, продающихся в Парагвае. Гостья поразмыслила секунду и ответила отрицательно. Тогда муж хозяйки попросил позвать гостью к телефону, чтобы самому предложить ей привезти какой-нибудь подарок. Та подошла, и они побеседовали несколько минут. Мужской голос на том конце провода звучал жизнерадостно, почти по-юношески и выдавал истинную гордость его обладателя возможностью лично беседовать с талантливой представительницей изящных искусств.

Едва закончился их телефонный разговор, как в соседней комнате расплакался ребенок: звонок телефона и голоса говоривших разбудили его. Молодая мать извинилась, что вынуждена оставить гостью на пару минут одну: она забыла снять с веревки пеленки, развешанные для просушки на крыше. Гладис осталась в одиночестве. Она повернула голову в сторону балкона: дверь на него была оставлена открытой. Малыш по-прежнему разрывался от плача. Но гостья не подошла к нему, а вместо этого направилась в ванную, открыла аптечку и отыскала в глубине, за упаковкой ваты, баночку с контрацептивным гелем. Она открыла ее, чтобы понюхать, снова закрыла и поставила на прежнее место, прикрыв снаружи ватой, как и было. Выйдя из ванной, подошла к супружеской постели. Стянула верхнюю простыню, под которой обнаружились два черных волоса, явно лобочного происхождения. Гостья вновь прикрыла постель простыней. Огляделась вокруг. На спинке стула все еще висела мужская пижама. Она осмотрела ее, обнюхала куртку, затем штаны.