Софи Морган - НЕобычная любовь. Дневник «подчиненной»

Он не торопился и лизал всей поверхностью языка снова и снова, пока не начал водить его кончиком по моим нижним губам верх и вниз. А потом он проник языком внутрь. Я закрыла глаза и откинула голову, когда он туда пробрался и пролез языком так глубоко, как только было возможно, а он прижимался ко мне лицом, утопая в моих соках.

Он двигал языком, и этот интимный поцелуй был отголоском другого страстного поцелуя, который минутой раньше оставил мои губы вспухшими. Это было великолепно, чувственно, я была потрясена тем, как это повлияло на мои ощущения. Я была невероятно влажной, звучно влажной. Мысль об этом могла заставить меня покраснеть вечером, чуть раньше, но я пыталась гнать ее прочь, чтобы просто лежать на спине и отдаваться тем прекрасным ощущениям, которые он во мне вызывал.

Не знаю, сколько это продлилось, знаю только, что долго, хотя мне все было мало. В конце концов он отнял рот и начал лизать клитор. Он лизал и сосал, и его действия становились все напористее. Я чувствовала, что подхожу к оргазму все ближе и ближе, но… вдруг в одно мгновение посторонние мысли заполнили голову, и чувства так же быстро рассеялись. Все тяжелые думы, которые постоянно крутились у меня в голове, снова были при мне: и беспокойство о том, сработает ли метод Адама, и бесконечная усталость. Я поняла, что не смогу кончить, и не имела понятия, почему так произошло и как это преодолеть. Я чувствовала, что разочаровала его, и ненавидела себя за это, потому что он был таким любящим и сделал все, что мог, чтобы эта ночь была особенной, но этого не хватило. Мне хотелось плакать.

Я чувствовала, что разочаровала его, и ненавидела себя за это, потому что он был таким любящим и сделал все, что мог, чтобы эта ночь была особенной.

Я отстранилась от него, и в первый раз за все время это была не игра и не каприз — это было по-настоящему. Я просто не могла. Но Адам был увлечен и не заметил изменений в моем сознании, а поэтому последовал за мной губами. Я толкнула его в плечо и приказала остановиться. Он посмотрел на меня, совершенно сбитый с толку.

— Извини. Я просто думаю, что не смогу. Не то чтобы я не хотела. Боже! Я на самом деле хочу, правда, хочу, только не могу, — мой голос срывался, а глаза были полны слез. Было нелепо так расстраиваться, но я была уставшая, вымотанная, неудовлетворенная и искренне озадаченная тем, что первый раз в жизни я оказалась не способной управлять ни собственными эмоциями, ни собственным телом.

Адам медлил и, казалось, что-то прикидывал, глядя на меня. Вдруг он изменился в лице. Оно больше не выражало удивление и озабоченность. Неожиданно Адам стал жестким и свирепым. Я знала этот взгляд. Но что за…

В одно мгновение он схватил мои волосы и хлестнул по лицу. Я была потрясена. Это была та самая первая пощечина, которая всегда опускала меня. В ней было что-то первобытное. Что-то содержащее не просто физическую встряску, но оскорбляющее и унижающее человеческое достоинство. В первые секунды после того, как звук шлепка разнесся по комнате — или это у меня в ушах зазвенело? — тишина показалась оглушительной, хотя все было по-прежнему. Мы просто смотрели, измеряя друг друга взглядами. Моя голова еще была переполнена тревогами, но они отступили назад, теснимые волной адреналина, которую я ощущала всегда, как только мы начинали этот танец.

— Не тебе решать, когда ты будешь кончать, а когда нет, — прошипел он.

Я злобно смотрела на него.

— Ты серьезно считаешь, что сейчас подходящее время превращаться в такого сверхчеловека? После…

Он заткнул меня поцелуем, но если перед этим он целовал меня чувственно и страстно, то теперь это был яростный, посягающий на мои права поцелуй. Его язык влез глубоко мне в рот, заставляя меня чувствовать мой собственный вкус на нем. Это смутило меня. Я почувствовала, как заливаюсь краской.

Пока Адам вторгался в мой рот, его рука насильно раздвигала мне ноги. Я попыталась скрестить их и зажать ее между бедер. Он зарычал от неудобства и раздражения. Затем прервал поцелуй и снова дал мне пощечину.

— Как ты смеешь! Раздвигай ноги, или, клянусь, ты пожалеешь об этом.

Выражение его лица действительно меня напугало, не потому, что я считала, что он по-настоящему способен нанести мне вред — я безоговорочно ему доверяла, — но мне показалось, что он действительно раздражен до крайности. Притом что это, несомненно, было в наших отношениях впервые, я решительно оставила ноги сведенными. Он пронзительно посмотрел на меня.

— Либо ты используешь стоп-слово, либо делаешь, что сказано. Нечего попусту тратить мое время.

Мне была ненавистна сама мысль разочаровать его. Я не хотела использовать стоп-слово. Неохотно я раздвинула для него ноги, и он принялся грубо тереть между ними.

— Либо ты используешь стоп-слово, либо делаешь, что сказано. Нечего попусту тратить мое время.

Потом лег рядом и перевернул меня на бок, обхватив своим телом; со стороны эта поза могла показаться интимной и безобидной, но предплечьем он передавил мне горло, а его шепот на ухо обрушил на меня шквал грязи и оскорблений. Время нежных поцелуев, казалось, ушло безвозвратно.

Он говорил оскорбляющие и унижающие слова — слова, от которых, он знал точно, я влажнею. Он заводил меня. Называл меня шлюхой, шалавой, говорил, что только он может приказать мне кончать или не кончать, что у меня нет права выбора. А затем последовали слова, которые переполнили меня страхом.

— Я собираюсь считать до пяти, и когда я досчитаю, ты, сука, кончишь, или я не знаю, что с тобой сделаю.

Я больше ни о чем не могла думать, всецело сосредоточившись на картине, которую он обрисовал словами: его рука между моих ног, в ушах отдаются числа, пока он считает. За неуловимо короткое время все, что роилось в моем мозгу, притихло. Были только я, он и счет. И это поглотило меня.

Как только он сказал «пять», все произошло. Честное слово, я не ожидала. Я уже начинала беспокоиться, как буду наказана за отсутствие оргазма, и пыталась к этому подготовиться, как вдруг оргазм поразил меня, как кувалдой. Я открыла рот, чтобы закричать, но не издала ни звука. На несколько секунд я окаменела, а потом меня стало трясти. Освобождение было неправдоподобным. У меня промелькнула мысль, что могут лопнуть кровеносные сосуды.

Я не знала, провалилась ли я в сон или просто была не в состоянии сосредоточиться и слушать, но первое, что я начала воспринимать после этого, снова был голос Адама в моих ушах. В этот раз он был мягкий и успокаивающий, спрашивающий, все ли хорошо со мной, рассказывающий, как я была прекрасна. Он снова гладил мои бедра, а рука, которая перед этим придавливала мою шею, теперь нежно ласкала мои соски.

Я повернулась и спрятала лицо у него на груди, не в состоянии смотреть на него в эти минуты, просто потому, что была переполнена всем вместе — и воздействием, и исцелением. Я благодарила его, что-то бормотала у него на груди, пытаясь скрыть то обстоятельство, что от облегчения плачу.