Роузи Кукла - Правильный выбор

— А кто это? Артистка? Я не знаю такую.

— Артистка, американская, героиня кино и вообще девочка секси, семидесятых. По ней еще все сходили с ума. Фотки такие, с грудью открытой и обнаженной фигуркой. Что–то вроде, Бриджи Бордо, но только по–американски. Так, что ты для меня будешь Бетти. Не возражаешь, Бетти? Ну и хорошо. А вот, что бы ответить тебе на вопрос я расскажу про девочку одну. Ты наберись терпения и послушай.

— Жила эта девочка с мамой, в Питере. Между прочим, родители ее из интеллигентов в четвертом поколении, то есть ими были все их родственники еще при царе. Мама работала реставратором в Пушкинском музее. Восстанавливала костюмы и платья. А папа, папа ее исчез, пропал. Это же такое случается в Питере. Выпил или еще, что? Потом говорили, что шел от любовницы и вообще никто не знал, куда доцент кафедры философии смог угодить, ведь он потихонечку выпивал и со студентками гулял. Может и поэтому? Может, кто за любимую отомстил, а может кто и за дочку?

До того девочка училась французскому, бегала в балетную школу, кружок художественной фотографии. Везде ей было интересно, а тут стоп! Папы не стало и денег, как оказалось, очень мало у мамы. А как же все то, что уже начато, познано. С кем дружишь? Друзья спрашивали и звали первое время, а она все чаще стала отказываться. Как ни старалась мама, а денег уже катастрофически не хватало.

А девочка подрастает, волосики, сисечки, мальчики. Девочки из класса гуляют, их приглашают, а нашу красавицу, никто не зовет. Уж больно она плохо одета. И хоть мама ее уже не одну штору и занавеску переделала под ее платья, но тут джинсы, вязанные и трикотажные свитерки, кроссовки. Как такое выделывать и из чего? Девочка загрустила. Поняла, что мама ей не поможет. Самой надо пробиваться. Но как?

Знала, конечно, и про путан Питерских и про наркотики, но решила, что это противоречит ее воспитанию. Решила сама пробиваться, участвовать в конкурсах, самой снимать, или сниматься и тем самым попытаться помочь маме и себе.

Девочка была просто прелесть! Недостаток питания и вот вам фигурка. Идеальная! Ну и что, что грудочка, как два шарика, зато каких нежных? А ножки, пальчики и все остальное у той девочки юное, нежное, одним словом, Набоковская Лолита! Первые фотосессии ничего. Портреты, балетные па, позы с высоко задранной ножкой, словно шпиль Петропавловской крепости. Все академично, все хорошо. И даже заметили, ну и все. А где же вознаграждение? Следующая фотосессия и снова то же и так раз, за разом. Девочка в отчаянии. Что же делать? Неужели никак без того, что знала о Питерских девочках и приезжих. Что, без этого и нельзя? Задумалась.

Значит так! Меня видят, отмечают, я привлекательна, тогда, в чем же дело? Ах, да! Что на мне надето! Догадывается она и тут же у мамы втихаря, забирает для съемки гусарский костюм. Реликвия! Восемнадцатый век. Галуны, витые золотом шнуры, кивер, ментики! Отснялись. Фурор, успех! Ее фотография попадает на афишу, в буклеты. А вот и первые гонорары. Маме подарки и красивую фотографию, на память! А у мамочки, инфаркт! Как! Ее девочка и без спроса, взяла реликвию, не реквизит, а историческую ценность, натуральный, бесценный памятник культуры восемнадцатого века!

Вот тогда девочка задумалась. Ой, как тяжело задумалась! С одной стороны, если бы все так и шло, то постепенно бы, все утряслось, и потихонечку бы вылезли. Еще бы годик, два и она бы уже мать содержала и себя. Вместе бы вылезли, с мамой! А тут? Что же делать? Лекарства, потом операция и все! Нищие, голые, босые! И где? В самом центре, в коммуналке Питерской, на Невском!

Пришла к своему партнеру, соавтору гонораров будущего, своему фотографу. И так решали и эдак. Он обещал помочь, а потом, она уже видит, что он девочку новенькую вводит в студию. Вместо нее.

Она его зацепила, передрались. Пошли пить мировую, увлеклись. Заночевали в студии. Среди ночи он к ней, она бы и рада, а у него творческий, как он сказал, кризис. На работу и вообще не стоит. Он ее мучает, она вся извелась с ним. Укоры ему, оскорблять, чуть снова не передрались. Опять выпили. И он ей, возьми и скажи. А что если я сниму тебя обнаженной? Она ему. Что за чушь! Ведь для этого надо уметь, практику приобрести. Ведь тело женское не портрет, даже не фигура. Заспорили и как он, ее уговорил, она сама не вспомнила. На спор с ним пошла.

Он отснял ее в балетной пачке и еще в каком–то костюме рыбачки с сетями. Но везде уже мелькали ее голенький пирожок и нежные булочки обнаженной попки. Не крупно, но, то ли от злости ее, то ли от раскованности и выпитого, у нее все хорошо видно. А ведь она все еще девочка! Неделю после того не общались. Она не могла простить ему всего, что с ней приключилось. А он за неделю все фотографии так обработал, что за них, иностранец один хорошо заплатил. И к тому же попросили еще, и стой же девочкой. Но что бы еще откровенной, открытей.

Заказ принят. Время идет. А как к ней подходить, а уж тем более, откровенней? Опять взялся за старое, пить. Она наконец–то встревожилась, кинулась к нему. А он пьянь, пьянью. Ведь деньги были, а он их пропил. Ей ведь хотел передать, да не решился. Боялся, что она его просто убьет за то, что он эти фотографии растиражировал. А ей ведь поклялся, что никогда и ни за что! И не кому!

Через час он сломался, под натиском ее аргументов. Во всем признался и все про второй заказ рассказал. Она бушевала, рвала все на части. А потом? Что же делать! Все бросить и начать сначала? А как? Уже не маленькая девочка, пятнадцать лет, таких как она уже много, а ей как? Как быть? А тут дома, стала свои фотографии рассматривать. Он ей один комплект фотографий передал. Смотрела на свои фото и не могла оторваться. Так и легла, а ночью не удержалась. Свет зажгла, и руки на себя наложила, да так, что до самого утра! Ей ведь пятнадцать, скоро шестнадцать, старость! Возраст такой. И она решилась. Не сразу.

Потом они вместе придумали как. Интерьер, костюмы взяли напрокат. Вещи свои ценные для того в ломбард заложили. Хорошо, что он жил один. Массандра со стеклянной крышей. Пять дней ловили свет, готовились и вот!

Потом она впервые держала в руках такие бумажки с американскими

президентами. А потом, потом все пошло и пошло. И уже не было стыдно и никак.

Отснимут, и они у него живут неделю. Он научил ее тому, как делать приятно ему, такому смягченному творчеством, мужчине. И она быстро выучилась, как это. Быстро почувствовала вкус. Нет не к нему, а тому, что она может так, как ей хочется с ним, что она может заставить, управлять его желаниями, подчинять себе.

Первой всполошилась мама. Девочка пропала! А когда пришла, то мать ее не узнала. Ушла девочка, а пришла молодая, расчетливая женщина! И это в пятнадцать–то лет! Роскошно разодетая, и с такими деньгами! Что мать, ее чуть не ушла в мир иной, подумав иное, так и не признав в ней свою дочь. Скорая и кардиология. Хорошо, что деньги были и мать вытащили. Так, что дочка ее, слава Богу, как она узнала потом, не стала такой, от чего ее чуть к праотцам не отправила.