Виктория Холт - Зыбучие пески. Книга 1

Я закрыла глаза. Так ясно ее вижу. Куда? Почему?

Ответ мог быть в домике.

Вдруг я услышала внизу звук. Я похолодела, по спине побежали мурашки. Вспомнились слова Аллегры: “А у вас когда-нибудь волосы вставали дыбом?” Я вдруг осознала всю заброшенность и изолированность домика. Молнией пронеслась мысль: ты приехала, чтобы выяснить, что случилось с Ромой. И ты сможешь это узнать, когда то же самое случится с тобой.

Шаги в тишине. Скрип двери. В домике кто-то был.

Я взглянула на окно. Мне хорошо известно, какое оно маленькое. Убежать через него невозможно. Господи, да почему же я должна ужасаться только потому, что кому-то взбрело в голову заглянуть в пустой заброшенный домик?

Может, у меня опять разыгралось воображение, но мне привиделась Рома, предостерегавшая меня.

Я прижалась к стене, прислушиваясь. Неожиданный страх вызван, конечно, болезненным воображением. Это потому, что Рома жила здесь, и теперь ее душа томилась, как томятся души всех, кого насильно вырвали из жизни. Да, это тень Ромы настойчиво предостерегала меня: осторожнее, здесь опасно.

Тут я снова услышала скрип двери и шаги на лестнице. Кто-то поднимался в спальню. Я решила смело встретить пришельца, кто бы он ни был, и, сунув дрожащие руки в карманы, направилась навстречу.

И в этот момент тяжелая дверь осторожно открылась. Передо мной стоял Нэйпир. Он был слишком высоким для этой маленькой комнаты и возвышался надо мной, а сердце у меня забилось часто-часто. Он заметил мой страх и улыбнулся.

— Я видел, как вы вошли в дом, — сказал он. — И подумал, что же вас там могло заинтересовать? — Так как я не ответила, он продолжал: — Вижу, вы удивлены моему появлению.

— Да, — я пыталась взять себя в руки, злясь на свой глупый страх и еще больше — на то, что выдаю свои чувства. “Какой наглец, — подумала я, — как ему нравится пугать других”. Вот почему он так тихо вошел в домик и крадучись поднялся по лестнице.

— Вам не приходило в голову, что не только вы интересуетесь нашими Сокровищами Прошлого? — он произнес эти слова как бы с большой буквы, словно чувствовал здесь дух Ромы и поддразнивал его.

— Отнюдь нет. Я знаю, многие интересуются ими.

— Но не Стейси. Вам известно, что поначалу мой отец пытался воспрепятствовать этим работам?

— И что же ему помешало?

— Его переубедили. Итак, во имя культуры… филистеры отступили.

— Какая удача для потомков, что его переубедили.

Его глаза сверкнули.

— Триумф знания над невежеством, — сказал он.

— Именно так.

Я обдумывала, как бы пройти к двери. Он не так уж и мешал, но и не сходил с места, и мне пришлось бы обходить его. В общем, я колебалась, не желая выдавать своего намерения удрать.

— Так что же вас привело сюда? — спросил он.

— Скорее всего, любопытство.

— А вы любопытны, миссис Верлен?

— Как и большинство людей, полагаю.

— Я часто думаю, — продолжал он, — что любопытство обычно безвредно. В конечном счете, это даже достоинство — проявлять интерес к делам других. Вы согласны со мной?

— Излишне развитое достоинство может превратиться в порок.

— Не сомневаюсь, что вы правы. А знаете, что в этом домике жила та самая женщина-археолог, которая пропала?

— Вот как! Что же с ней произошло?

— Я не сторонник версии, что какой-то древнеримский бог разъярился и стер ее с лица земли. А вы? — Он сделал шаг ко мне. — Вы напоминаете мне эту женщину.

Он пристально смотрел на меня, и в какую-то минуту я подумала: он знает. Он знает, почему я здесь. Обнаружить, что я сестра Ромы, совсем не трудно. Жена Пьетро Верлена… Это ведь даже могли упоминать в печати. Может быть, он знает, что я приехала сюда выяснить, что скрывается за исчезновением Ромы. Может быть…

Дикие мысли могут прийти в голову, когда находишься в заброшенном доме наедине с человеком, убившим своего брата…

Я произнесла слабым голосом:

— Я… напоминаю… ее?

— Внешне вы, конечно, не похожи. Она-то не была красивой. — Я покраснела. — Я никоим образом не имел в виду… — Он поднял руки, изображая смущение, и заявил, что я поспешила с выводами, считая, будто таким образом он сделал комплимент моей внешности. Как он любил унизить! — У нее был такой сосредоточенный вид. Вид человека, уверенного в своей правоте.

— Понимаю. А что, у меня такой же вид?

— Я этого не сказал, миссис Верлен. Я сказал только, что вы напоминаете мне ту несчастную леди.

— Вы хорошо ее знали?

— Ее самоуглубленность была столь очевидной. Не обязательно быть близко знакомым, чтобы заметить это.

Я спросила, затаив дыхание:

— Что же с ней случилось?

— Вас интересует мое мнение?

— Но вы же не можете предложить ничего лучшего.

— А почему вы думаете, что я должен предлагать что-то лучшее?

— Вы же виделись с ней и знали ее. Может, у вас сложилось какое-то представление о том, какой она была…

— Или есть, — сказал он. — Совершенно необязательно говорить о ней в прошедшем времени. Мы не можем быть уверены в ее смерти. Я лично склонен думать, что она уехала по какому-то проекту. Но это тайна. Может, навсегда останется тайной. В мире существует множество неразгаданных тайн, миссис Верлен. А эта… что ж, возможно, она служит предупреждением, чтобы прошлое оставили в покое.

— Которое любой археолог, я уверена, не воспримет всерьез.

— Судя по тону, вы тоже этого не принимаете. Значит, считаете, что допустимо копаться в прошлом?

— Но ведь вы не можете отрицать, что археологи делают важное дело!

Он улыбнулся мне своей слегка сумасшедшей улыбкой, которую я начинала уже ненавидеть.

— Значит, вы не согласны, — сказала я возмущенно.

— Я так не сказал. Я и не думал об археологах. Вы одержимы этой женщиной. Я спросил только, считаете ли вы допустимым влезать в прошлое? Предки есть у каждого из нас. Они не являются собственностью этих гробокопателей.

— Наши собственные предки — да, они никого, кроме нас, не касаются. Обнародовать можно только историческое прошлое.

— Очень тонкое различие! Но кто же составляет историческое прошлое, как не конкретные люди? Я говорил резко, что мне обычно не свойственно, и предполагал, что вы, как и я, предпочтете забыть прошлое. А вы находите меня неделикатным… Мне не следовало этого говорить. Среди воспитанных людей так не говорят. Надо было начать так: “Какой сегодня прекрасный день, миссис Верлен! Ветер не такой холодный, как вчера”. Потом мы обсудили бы погоду за последние несколько недель и расстались бы, очень довольные друг другом, но думая, что могли бы и вовсе никакого разговора не заводить. Значит, вы против прямоты и искренности?

— Вы делаете скоропалительные выводы. Что же касается прямоты и искренности, то я считаю, что те, кто кичится своей искренностью, обычно относят ее только к себе. Для других у них есть иное слово — грубость.