Виктория Холт - Зыбучие пески. Книга 1

В дверь постучали, и вошла Алиса. Она сдержанно улыбнулась и сказала:

— Мистер Нэйпир хочет видеть вас, миссис Верлен. Он в библиотеке.

— Сейчас? — спросила я.

— Он сказал, когда вам удобнее.

— Спасибо, Алиса.

Она мешкала, а мне хотелось, чтобы она ушла, потому что я собиралась причесаться перед тем, как идти в библиотеку, и не хотела, чтобы Алиса видела это. Она была очень наблюдательной девочкой.

— Вам очень хочется играть перед всеми этими людьми, миссис Верлен?

— Ну… в общем, да.

Я украдкой рассматривала свои нерасчесанные волосы. Пожалуй, надо поднять их наверх: это увеличит мой рост и придаст солидности. Я провела рукой по платью. Нет, лучше надеть бледно-лиловое в тонкую белую полоску. Оно больше подойдет. Я купила его в одном из маленьких магазинчиков недалеко от улицы Риволи. Пьетро любил, чтобы я хорошо одевалась, — когда, конечно, стал знаменит. Но и до того я позволяла себе покупать красивую одежду… в отличие от Ромы.

Потом я посмотрела на свое коричневое габардиновое платье. Оно удобно, хорошего покроя, но не самое лучшее в моем гардеробе. Господи, и зачем только меня позвали. Я не могла переодеться, пока Алиса находилась здесь, но, по крайней мере, расчесала волосы.

— У вас довольный вид, миссис Верлен, — заметила она.

— Довольный?

— Даже более того. Совершенно не такой, как всегда.

Я поняла, что выдала свое волнение перед этой схваткой, потому что мысленно уже столкнулась с Нэйпиром Стейси.

Я пошла за Алисой и спустилась в библиотеку. Мне пришлось побывать в этой комнате только один раз, и еще тогда меня поразило, как она отделана дубовыми панелями. В ней имелись своды, разделенные пилястрами, увенчанные фризами и карнизом. Резьба не только была самой затейливой в доме: в сложном узоре переплетались руки трех семейств — Стейси, Бомонов и Нэйпиров.

Одна стена полностью закрывалась изысканнейшим гобеленом, который заинтересовал меня не только искусством переплетения по льняной основе шерстяных и шелковых нитей, но и сюжетом: Юлий Цезарь высаживается на берег. Мисс Линкрофт, показывая комнату, сообщила, что гобелен начат вскоре после постройки дома, но потом его убрали и забыли более чем на сто лет. Впоследствии одна из дам семьи совершила какой-то проступок при дворе, за который была отлучена, она-то и обнаружила незавершенную работу и закончила ее во время своего изгнания. В таком доме, как этот, в любой момент можно встретить подобного рода сюжеты, звенья связи с минувшим.

Остальные три стены заставлены стеллажами с книгами; некоторые, в старинных кожаных переплетах с позолоченными корешками, находились за стеклом. На паркетном полу лежали персидские ковры, в амбразурах окон были устроены сиденья, в центре комнаты располагался дубовый стол с несколькими креслами.

В библиотеке царила торжественная атмосфера. Я представила, как в течение нескольких веков вокруг этого стола собирались семейные советы. Здесь, без сомнения, допрашивали и Нэйпира после гибели брата.

Нэйпир, сидевший за столом, поднялся при моем появлении.

— А, — сказал он, — миссис Верлен. — В его глазах, казалось, опять зажглись огоньки, сделавшие их еще более пронзительно-голубыми. Я называла их лукавыми, но в них было нечто большее, чем лукавство. Он с нетерпением ждал меня, чтобы доставить несколько неприятных минут.

— Садитесь, пожалуйста, — тон был мягким, бархатистым.

Это уже опасно, — сказала я себе.

— Полагаю, вы уже догадались, что я хочу поговорить о вашем концерте. Настройщики уверили меня, что рояль в большом зале в прекрасном состоянии, и все должно пройти замечательно. Не сомневаюсь, вы доставите всем нам огромное удовольствие.

— Благодарю вас. — Какая вежливость, подумала я. В чем же он меня уязвит?

— Вам когда-нибудь приходилось выступать на сцене, миссис Верлен?

— Строго говоря, нет.

— Понятно. Наверное, вы к этому не стремились?

— Нет, отчего же, — сказала я, — стремилась, и даже очень. — Он поднял брови, а я торопливо закончила:

— Но, пожалуй, этого недостаточно.

— Хотите сказать, что вам не удалось достичь необходимого уровня?

— Именно так.

— Значит, ваше честолюбие оказалось недостаточно сильным.

Я заметила как можно холоднее:

— Я вышла замуж.

— Но это не причина. Надо полагать, существует немало женатых и замужних гениев.

— Никогда не утверждала, что я — гений.

Его глаза замерцали.

— Вы оставили свою карьеру ради замужества, — сказал он. — Но ваш муж был более счастливым. Он своей карьеры не оставил.

Я растерялась при этих словах. Я боялась, что голос выдаст мои чувства, если заговорю. Как я ненавидела этого человека! А он продолжал:

— Я подобрал пьесы, которые вам предстоит играть для нас. Уверен, вы одобрите мой выбор. Великие мастера, любимцы публики… Я знаю, вы оцените их по достоинству.

Я не ответила. Перед глазами стоял Пьетро и сцены из прошлого. Его эгоизм, моя обида на него за те жертвы, которые я принесла и о которых постоянно ему напоминала.

Кто этот человек, считающий себя вправе заставлять меня вспоминать все это. Я не должна стоять здесь и позволять мучить меня. Я взяла ноты, которые он положил на стол.

— Благодарю вас, мистер Стейси.

Я взглянула на листки у себя в руках. Лист. Венгерские танцы. Рапсодия № 2. Музыка, которую играл Пьетро на своем последнем концерте.

Мне показалось, что я поднимаюсь в воздух. Нет сил оставаться здесь дольше.

Я повернулась, Юлий Цезарь с гобелена поплыл перед моими глазами. Я ухватилась за ручку двери и оказалась снаружи.

Он знает, подумала я. Он выбрал эти пьесы намеренно, желая поиграть на моих нервах. Ему хочется помучить, заставить выдать себя, а самому — позабавиться, как мальчишке, который бросает в банку двух пауков и наблюдает, как они реагируют друг на друга.

Точно так же он мучил и Эдит. А теперь его внимание переключилось на меня. Я явно интересовала его. Почему? Может быть, он знал обо мне больше, чем я думала?

Ведь надо же, он озаботился тем, чтобы найти именно те пьесы, которые Пьетро играл в тот вечер. Возможно, их упоминали тогда в какой-нибудь из газет.

Что же он еще знает обо мне?

В один из предшествующих приему дней Алиса сообщила, что Эдит плохо себя чувствует, и я направилась к ней в комнату навестить.

Это и были апартаменты, в которых скрывался Карл I во время Гражданской войны. Фактически они состояли из двух спален — первой, основной, которую занимал Нэйпир, и второй, большей, которую занимала Эдит. В ней стояла огромная кровать с балдахином на четырех резных столбах. Изголовье кровати и сам балдахин украшались позолоченными фигурками, столбы — резными цветами, а портьеры были голубого бархата. Богато украшенная кровать напомнила мне, что здесь — брачный покой. Соседняя комната, в которой как раз и скрывался Карл I, обставлена гораздо скромнее, насколько я могла видеть через открытую дверь. К четырехспальной кровати из резного дерева приставлены деревянные ступеньки, чтобы удобнее было забираться. В той, первой, комнате обстановка, без сомнения, сохранилась с времен Гражданской войны, а здесь мебель более поздних времен и более элегантная.