Виктория Холт - Зыбучие пески. Книга 1

— Понимаю, — сказала она. — Вы хотите быть бодрой к концерту.

Интересно, кто же гости. Друзья Нэйпира или сэра Вильяма? Едва ли Нэйпира, ведь его столько времени не было дома. Интересно, что чувствует человек, подвергнувшийся изгнанию, после возвращения? Немножко похоже на меня в нынешний вечер. Я тоже находилась в своем изгнании, а сегодня вечером намереваюсь подняться на сцену, и люди будут слушать, как я играю. Конечно, эта публика не станет меня критиковать, в отличие от публики, для которой играл Пьетро. Бояться мне нечего.

В девять часов я спустилась вниз, в большой зал. Сэр Вильям уже находился там в своем кресле. Его вкатила миссис Линкрофт, одетая в серую шифоновую юбку и шифоновую же, но ярко-васильковую блузку. Она не была полноправным членом собравшегося общества, а только, подобно мне, служанкой высокого ранга. Я вспомнила, что подумала об этом же, увидев ее впервые.

Сэр Вильям поклонился мне и сказал, что сожалеет о моем отсутствии на ужине. Я ответила, что предпочла посидеть в тишине, и он наклонил голову в знак понимания.

Ко мне подошел Нэйпир и с ним Эдит. Она прелестно выглядела, но сильно волновалась. Я ободряюще улыбнулась.

Затем общество расселось по местам, и я поднялась на сцену.

Я начала с танцев, как всегда делал Пьетро. Когда мои пальцы коснулись клавиш, из-под них поплыли волшебные звуки, я забыла все, кроме радости, которую они давали. Играя, я видела картины, вызываемые музыкой в воображении. И дивное высокое вдохновение снизошло на меня. Я забыла, что играю незнакомым людям в старом родовом гнезде, я забыла даже, что потеряла Пьетро, — ничего не существовало для меня, кроме музыки.

Аплодисменты раздались сразу же. Я улыбнулась публике, продолжавшей аплодировать, и быстро оглядела зал. На сэра Вильяма музыка произвела сильное впечатление. Нэйпир сидел слишком прямо, аплодируя вместе со всеми, Эдит — рядом с ним, улыбающаяся, почти счастливая. И где-то в конце зала — Аллегра с Алисой: Аллегра в возбуждении подпрыгивает на месте, а Алиса хлопает со всегдашним серьезным видом. Я даже почувствовала, как они рады, не музыке, разумеется, а моему успеху.

Аплодисменты замерли, и я начала рапсодию. Это была любимая пьеса Пьетро, но я ничего не боялась. В ней всегда открывался мне целый мир красок и радостей. Как и он, при ее исполнении я испытывала целую гамму самых разнообразных чувств. Он однажды рассказал, что в одной части рапсодии представляет себя сидящим в зубоврачебном кресле и ему дергают зуб. Тогда его сравнение вызывало у нас обоих смех. “Это — боль, — прокричал он затем, — пронзительная боль… а потом такая же пронзительная радость”.

И я сейчас страдала и радовалась, и ничего, кроме музыки, для меня не существовало. Закончив, я точно знала, что никогда еще не играла лучше.

Я встала, аплодисменты были оглушительными.

Около меня стоял Нэйпир. Он сказал:

— Отец хочет поговорить с вами.

Я последовала за ним к креслу сэра Вильяма. В глазах старика стояли слезы.

— У меня нет слов, миссис Верлен, — сказал он. — Это превосходно. Сверх всяких ожиданий.

— Благодарю вас. Благодарю.

— Думаю, мы не будем часто просить вас повторить. Сегодняшний вечер напомнил мне…

Он замолк, и я сказала:

— Понимаю.

— Гости, наверное, захотят вас поздравить.

— Я бы хотела сейчас уйти в свою комнату.

— О да, вы ведь устали. Мы понимаем.

Нэйпир смотрел на меня, и в глазах его я ничего не могла прочесть.

— Триумф, — прошептал он.

— Спасибо.

— Надеюсь, вы оценили выбор пьес.

— Они великолепны.

Он наклонил голову, улыбаясь, и тут ко мне начали подходить люди с поздравлениями и выражением признательности. Я никак не могла ускользнуть. Мелькнула мисс Стейси — со светло-лиловыми бантиками в волосах — взволнованная и радостная, как будто она и в самом деле прощалась с привидениями, которые, по ее представлению, должны были навестить нас сегодня вечером. Заметила я и миссис Линкрофт, отправлявшую девочек спать. А тем временем сыпались комплименты, комплименты… Некоторые вспоминали моего мужа. Мало кому довелось слушать его игру, но имя было известно каждому.

Прошло немало времени, прежде чем я смогла уйти.

В своей комнате я не удержалась и посмотрела в зеркало. Румянец играл на щеках, глаза сияли, волосы казались темнее, а кожа светилась, как цветок магнолии, на фоне бордового бархата.

— Мне удалось это, — прошептала я. — Пьетро, мне удалось.

— Да, в деревенском доме, перед неразбирающейся публикой. Что они понимают в Музыке?

— Они любят ее!

— Пф-ф-ф! Им и Эсси Элджин нравилась. Для них и она хороша. Гимнастика, моя дорогая Caro, гимнастика.

Я уже ничего не хотела, только бы быть с Пьетро, пусть даже ссориться с ним, что угодно, только бы он был здесь.

Щеки горели, я чувствовала, что задыхаюсь в комнате, и порывисто выбежала, бросившись вниз по задней лестнице в сад.

Была теплая июньская ночь, великолепная, лунная: в небе светила яркая полная луна. Я направилась в свой любимый садик и уселась там. Меня переполняло желание вернуть те ушедшие дни, когда мы с Пьетро сидели в уличных парижских кафе и говорили, говорили… Как бы мне хотелось, чтобы они вместе: Пьетро и моя музыка — были со мной, насколько лучше это было бы для нас обоих. Я могла стать ближе ему, он бы уважал меня, а я бы лучше заботилась о нем, твердо оберегая его здоровье, но не позволила бы подавлять меня.

Закрыв лицо руками, я зарыдала над своим прошлым и бесполезным желанием вернуть все обратно.

Так я и сидела там, опустив голову на руки, как вдруг, почувствовав рядом какое-то движение, вскрикнула от ужаса. Кто-то сидел на скамье совсем рядом со мной.

— Надеюсь, я не очень вас напугал, — сказал Нэйпир.

Я отпрянула. Вот уж кого я хотела бы видеть сейчас меньше всего. Я приподнялась, но он сильно сжал мое запястье.

— Не уходите, — попросил он.

— Я… не слышала, как вы подошли.

— Вы погрузились в свои мысли, — сказал он.

Меня охватила паника. Наверное, на моем лице остались следы слез, и мысль о том, что он их заметил, казалась невыносимой.

Он казался другим, более мягким. Мне следовало быть осторожнее.

— Я заметил, как вы пошли сюда, и решил поговорить, — сказал он.

— Вы… видели меня?

— Да. Гости отца мне несколько наскучили.

— Надеюсь, вы не сказали об этом вслух.

— Ну, разве только очень коротко.

— Знайте, что вы…

— Пожалуйста, продолжайте. Вам известно, что при разговоре со мной можно не выбирать выражений. Я довольно точно знаю, что вы думаете.

— Вы… недостаточно хорошо воспитаны.

— А чего еще можно ожидать от человека, выросшего в таких условиях, как я? Но довольно обо мне. Вы — более интересная тема, поговорим серьезно.