Виктория Холт - Зыбучие пески. Книга 1

— Прошу, начинайте.

— У нас есть нечто общее. Вы это понимаете?

— И не представляю, о чем речь.

— Тогда вы еще не серьезны. Конечно же, наше прошлое. То, что мы должны оставить позади. Вы сегодня… — Он неожиданно поднял руку и с удивительной нежностью коснулся моей щеки. — Сегодня вы оплакивали своего гения. Это бессмысленно. Его больше нет. Вы должны забыть его и начать все сначала. Когда вы это поймете?

— А вы?

— Мне слишком многое нужно забыть.

— Но вы не делаете даже попытки.

— А вы?

— Да. Да.

— Сегодня вечером?

— Эти пьесы, которые я играла.

— Знаю, я выбрал их специально.

— Так вы знали!

— Я прочел в одной из газет. Последние, которые он играл.

— Как вы посмели напоминать мне!

— Сегодня вечером вам пришлось сделать первый шаг в сторону от своего горя. Вы поняли это? Вы повернулись лицом к жизни. Могу поклясться, что не играли этих пьес со дня его смерти.

— Нет, до сегодняшнего вечера.

— Теперь станете играть часто. Это будет признаком вашего продвижения на этом пути.

— А вы, разумеется, выбирали их для моего же блага?

— Если я отвечу «да», вы не поверите. Будем считать, я выбрал их, чтобы вас разозлить.

— Я верю в то, — сказала я, — что должна верить вашим сегодняшним словам.

Он неожиданно повернулся ко мне. Мне хотелось и прогнать его и удержать. Я вообще не понимала, что происходит с ним… и со мной. Он изменился. Я изменилась. Я не была уверена в себе, я чувствовала, что не следует оставаться здесь, с ним наедине. В этой ночи было что-то губительное… Эта луна… этот сад… и он.

— Почему именно сегодняшним? — спросил он.

— Потому что именно сегодня вы говорите правду… я думаю.

Нейпир поднял руки, и мне показалось, что он хочет коснуться меня. Но он сдержался и только сказал:

— Я выбрал эти пьесы намеренно. Я хотел, чтобы вы сыграли именно их, потому что уверен: лучше повернуться к жизни лицом, а не отворачиваться от нее.

— А вы поступаете подобно мне?

Он кивнул.

— Так вот почему вы повторяете любому и каждому, что застрелили своего брата.

— Теперь вы знаете, — сказал он, — что у нас много общего. Мы оба должны бежать от нашего прошлого.

— Почему я должна бежать от прошлого?

— Потому что иначе вы будете оплакивать его бесконечно. Потому что вы создали себе идеал, который с каждым годом будет становиться все замечательнее и все больше отличаться от своего реального прообраза.

— Откуда вам знать, каким был реальный прообраз?

— Я уже многое знаю о вас.

— Что же именно?

— То, что сами мне поведали.

— Оказывается, вы интересуетесь мной.

— Да. Разве вы не поняли этого раньше?

— Я считала, что не заслуживаю такого внимания.

Тут он рассмеялся своим прежним смехом — надменным, саркастическим. И сказал неожиданно:

— Вас очаровали эти места.

Я согласилась.

— А люди вам нравятся?

— Я считаю интересными всех людей.

— Но мы несколько… необычны, не так ли?

— В обычае людей быть необычными.

— Вам доводилось встречать еще кого-нибудь, кто убил бы своего брата?

— Нет.

— Разве это не делает меня своего рода единственным?

— Несчастный случай может произойти с каждым.

— Вы, определенно, решили отвергать общее мнение, что это был не несчастный случай?

— Уверена в этом.

— Тогда позвольте мне взять вашу руку… вот так… и поднести ее к своим губам. — Он так и сделал. — Я целую ее в знак благодарности. — Его горячие губы обожгли мне руку. Поцелуй был пугающе пылок.

Я резко вырвала руку.

— Мне не следовало этого делать? — спросил он.

— Разумеется, нет. И благодарить не за что. Это кажется вполне логичным объяснением. Несчастный случай.

— А вы всегда логичны, миссис Верлен?

— Стараюсь.

— Отдайте свои симпатии тому, кто их заслуживает.

— А разве есть кто-нибудь, не заслуживающий симпатии?

— Вы, конечно, знаете, что меня отправили в Австралию к двоюродному брату отца. Он видеть меня не мог, я имею в виду отца, после несчастного случая. Моя мать убила себя. Говорят, она сделала это из-за гибели брата. На моей совести две смерти. Надеюсь, вы это понимаете. Своим видом я напоминал всем о случившемся. Вот я и уехал к двоюродному дяде, у которого ферма в сорока милях к северу от Мельбурна. Думал, мне придется остаться там до конца жизни.

— И были довольны своим положением?

— Никогда в жизни. Сердце мое осталось здесь, и, когда представилась возможность, я не колеблясь принял предложение отца.

— Что ж, теперь вы вернулись, и все в порядке.

— Разве, миссис Верлен? — Он придвинулся ближе ко мне. — Как странно сидеть здесь, в облитом лунным светом саду, и серьезно беседовать с миссис Верлен. Знаю, вас зовут Каролина. Ваш гений называл вас Каро.

— Откуда вам все известно?

— Прочел в той же самой газете. В ней рассказывалось, что он заговорил, когда вы вошли в гримерную. Все, что он смог сказать: “Все в порядке, Каро.”

Губы мои задрожали. Я взорвалась:

— Вы опять намеренно пытаетесь…

— Причинить вам боль? Я просто хочу, чтобы вы повернулись к настоящему лицом, Каро. Чтобы вы повернулись к жизни лицом, и тогда сможете повернуться к прошлому спиной и забыть. Вот что мы должны сделать оба.

Голос его странно задрожал, и я повернулась к нему. Он протянул ко мне руки, как бы говоря: помоги мне. И мне захотелось ответить: мы поможем друг другу. Ибо я, как ни странно, верила ему в эту минуту. И была счастлива… счастлива сидеть с ним в лунном саду, наполненном каким-то удивительным волшебством, изгнавшим всякое зло.

Неожиданно он взял мои руки в свои. И я не отняла их. Так мы и сидели, глядя друг на друга, и я знала: между нами сейчас зародилось нечто такое, от чего никто из нас не сможет отказаться.

И вдруг я испугалась, испугалась своих чувств — и его.

Я поднялась и сказала:

— Стало прохладно. Думаю, пора вернуться в дом.

Он совершенно переменился: высокомерие покинуло его. Или я обманывалась? А может, лунный свет сыграл со мной шутку?

Я не была уверена ни в чем, кроме одного: мне нужно от него бежать.

Я отобедала с Алисой и ее матерью и направилась в свою комнату приготовиться к завтрашним урокам. С Нэйпиром мы не встречались с того самого вечера, и с трудом верилось, что я не навоображала себе сцену в саду при луне. В тот вечер я была слишком утомлена и взволнована, и он, конечно, хорошо это понимал. Мне следует помнить, что он — муж Эдит и вполне может оказаться простым соблазнителем. Аллегра — тому свидетельство. А как глупо я вела себя в ту ночь. Правда, я не особенно долго находилась в саду, но, оглядываясь назад, должна признать, что готова была поддаться самообману. Не вспоминает ли он нашу встречу с усмешкой?